Гнев волхва - стр. 6
– Каждому воздастся по заслугам, – мстительно сказала Карина. – Так что напрасно он старается. Гореть ему в аду!
Юноша в ужасе содрогнулся. Но послушно кивнул, опасаясь вызвать её неодобрение.
– А ты молодец, – сказала Карина, поощрив его улыбкой. – Думаю, что мы с тобой сработаемся. И выбьем из этих замшелых Куличков всю многовековую пыль. Пришло время. Кто если не мы? И когда если не сейчас?
Она заметила, что губы юноши дрогнули, и, рассмеявшись, покровительственно сказала:
– Это риторические вопросы, можешь на них не отвечать.
Погрозив своему собеседнику пальцем, Карина повелительно произнесла:
– А отцу Клименту ничего не говори о нашем разговоре. Пусть до поры до времени пребывает в счастливом неведении относительно своего будущего. Как говорится в его любимой книге, во многом знании многие печали.
С этими словами Карина оседлала свой байк и скрылась в пыльном облаке, которое начало быстро удаляться от храма. По пути она распугала гусей, дружным строем пересекавших площадь. Стаю сопровождал древний старик с хворостиной, служащей скорее подпоркой ему, чем средством устрашения для непокорных птиц. Растопырив крылья, гуси с гневным гоготом долго бежали вслед за своим обидчиком, а потом внезапно, словно по команде, развернулись и вернулись к брошенному ими пастуху. При этом гуси устрашающе вертели головами на длинных шеях и злобно шипели, словно предупреждая, что они не потерпят неуважительного отношения к себе. Окружив старика и увлекая его за собой, они свернули с площади на Овражную улицу и вскоре скрылись из вида. И площадь снова опустела. Пустынную картину оживлял только ветер, гонявший клубы пыли по её твёрдой, как камень, поверхности.
Площадь в Куличках, бывшая некогда обычным лугом для выгула коров, представляла собой подобие круга, в центре которого возвышался храм, а по окружности располагались все общественные здания посёлка, включая администрацию, полицейский участок, почту, школу и универсальный магазин. От храма до дома, в котором размещалась глава администрации, Карина могла бы дойти и пешком, но она предпочла доехать на байке.
И это было не случайно. Производимый её мотоциклом шум был своеобразным вызовом, который Карина бросала Куличкам, некогда отвергнувшим и изгнавшим её. Во всяком случае, так она сама думала, не считая нужным строго придерживаться фактов. За год до этого Карина, разочаровавшись в Михайло и потеряв веру в его любовь к ней, бежала из Куличков почти тайно, никому ничего не сказав, даже сестре. И вот теперь она возвращалась, и громогласно заявляла об этом всему посёлку.
За минувший год многое изменилось, как вне, так и внутри самой Карины. Она избавилась от прежних иллюзий. И никогда не возвратилась бы в Кулички по собственной воле. Но коли уж ей пришлось вернуться, то она хотела, чтобы об этом узнали все, и в первую очередь Михайло. И если остальные должны были позавидовать ей, то он – пожалеть о том, что потерял…
Провожая её взглядом, юноша в рясе думал о том, что только что произошло. Наваждение рассеивалось с каждым шагом и каждой минутой, отдалявшим его от Карины. И постепенно он начинал видеть всё в истинном свете. Ему казалось, что он только что предал отца Климента, как некогда апостол Пётр отрекся от Христа. Утешало юного звонаря лишь то, что апостол отрекался трижды, пока не пропел петух, а он сам – только единожды, а, значит, не так сильно согрешил. А ещё он знал, что отец Климент простит его, как Иисус Христос по великой милости своей простил отступника. Для этого надо будет лишь покаяться на исповеди. И тогда ему не придётся, как Петру, всю оставшуюся жизнь, стоя на коленях и обливаясь слезами, каяться в своём отречении.