Глубина моря; Открытое море - стр. 11

Штеффи достала из корзины очередную рубашку, однако тетя Марта сказала:

– Не стоит вешать белье, не сняв городскую одежду. Иди в дом и поздоровайся с Эвертом.

Дядя Эверт сидел за кухонным столом с чашкой кофе и газетой. Он поднялся, когда Штеффи вошла.

– Штеффи! – воскликнул он. – Давно не виделись.

Он потрепал ее по щеке. Дядя Эверт тоже не любитель обниматься.

Штеффи достала кофейную чашку, села за стол напротив него и налила из кофейника коричневую жидкость. Штеффи научилась пить кофе в Швеции. Разумеется, это был суррогатный кофе. Настоящий покупали по талонам[3] и заваривали лишь в исключительных случаях. По будням пили заменитель. Дядя Эверт проводил взглядом ее движение от сахарницы к чашке.

– Повезло, что Марта этого не видит, – сказал он. – Она экономит сахар и все, что по талонам. Самое большее – по кусочку на чашку, это правило.

– Если считать, что я пью только каждую вторую чашку, – сказала Штеффи, – то я могу брать по два кусочка вместо одного.

Дядя Эверт засмеялся.

– Каждую вторую чашку! А ты неглупа!

– Как дела с рыбой?

– Как обычно, – сказал дядя Эверт. – Если нам везет с уловом, мы получаем хороший доход. Но часто мы возвращаемся с пустыми трюмами. Немецкие суда преследуют нас. Да и мины…

Он замолчал. Штеффи знала. С тех пор как началась война, двенадцать шведских рыбацких лодок подорвались на минах. Почти пятьдесят рыбаков погибло.

– У нас нет выбора, – сказал дядя Эверт. – Мы должны ловить рыбу. Иначе как мы тогда проживем?

Крупные ладони дяди Эверта лежали на столе. Длинный белый шрам у основания большого пальца выделялся на загорелой коже. Штеффи захотелось протянуть руку и коснуться руки дяди Эверта, но она не знала, понравится ли ему это.

– Уже завтра мы снова выходим на «Диане», – сказал дядя Эверт.

– Завтра? Вы же только вернулись?

– Да, – сказал он. – Но военно-морские силы просили нас помочь. Всех рыбаков, которых можно поднять. В четверг пропала одна шведская подводная лодка. Она исчезла во время учений. Лодка называется «Волк». Мы должны расставить сети и посмотреть, не сможем ли обнаружить ее на дне.

– А те, кто на борту? – затаив дыхание, спросила Штеффи.

– Они могут быть живы, – сказал дядя Эверт. – Всё еще могут. А пока есть возможность, есть надежда.

Тетя Марта вернулась с пустой корзиной для белья. Она тоже села за стол с чашкой. Тетя Марта налила кофе, взяла из сахарницы кусочек сахара и разделила его на две части. Половину положила обратно в сахарницу, а вторую половину – в чашку. Дядя Эверт и Штеффи переглянулись и улыбнулись.

– Ты получала известия от родителей? – спросила тетя Марта.

– На неделе я получила карточку от мамы. Она просила передать вам привет и поблагодарить за посылку.

– Что-нибудь новое? – спросил дядя Эверт.

– Она будет петь оперу. Царицу Ночи в «Волшебной флейте».

– Оперу?

В голосе тети Марты прозвучало недоверие.

– Там, в лагере?

Штеффи кивнула:

– Так написано.

Дядя Эверт задумался.

– Может быть, – сказал он. – Может быть, так и нужно. Несмотря ни на что оставаться человеком.

Штеффи посмотрела в голубые глаза дяди Эверта. Голубые и глубокие, как море.

– Да, – сказала она. – Я тоже так думаю.

Субботним утром Штеффи разбудил солнечный луч, пробившийся в окошко мансарды. Она потянулась и оглядела комнату со скошенным потолком. На комоде стояла семейная фотография с прогулки по Венскому лесу. Портреты мамы и папы висели над кроватью в Гётеборге. Штеффи хотела, чтобы родители были с ней. Хотя теперь она делила комнату с Май и ее младшими сестрами и поэтому не разговаривала с портретами, как раньше.