Глиняный род - стр. 21
– Моя! Моя!
Силан с Нежаном выбрались из толпы, схватили Дорчина под руки и пытались образумить. Он отпихивался и кричал: «Моя!» Стоящие позади женихов расступились, чтобы не зашибло случайно. Рядом с глиняным родом оказались Отрада с Зарни. Наконец Дорчина успокоили, поставили снова в ряд, а девицы продолжили песнь.
– Чего это он разбушевался? – спросил Ретиш Зрина.
Ответила за него Отрада:
– Чего тут непонятного? Ислала краше всех, и волос у неё самый длинный. Вот парни на неё и заглядываются, а Дорчин боится, что она другого выберет. Только зря он изводится, Ислала отцу перечить не станет, а он давно с Мощёром сговорился дочь за Дорчина выдать.
– Мог бы и получше жениха ей сыскать, – поморщился Ретиш.
Зарни, заслышав разговор, обернулся, фыркнул:
– Фу-у, с грязюками говоришь! Сестрица, и не зазорно тебе?
Отрада упёрла руки в бока:
– С кем хочу, с тем и говорю! У тебя ещё дозволния не спрашивала.
Зарни хмыкнул и отошёл к Емве, который стоял поодаль с Силаном и Нежаном.
«А волосы у него и вправду отросли, уже уши прикрывают, – с досадой подумал Ретиш. – Вот бы он чего натворил, чтобы его обрили».
Зрин же насмехался над Отрадой, но говорил серьёзно:
– А что, тебе отец тоже жениха сыскал?
– Сыскал. Нежана. Вот он и ждёт, когда я в пору войду.
Ретиш почувствовал, как за его спиной тихо ахнула Медара. И будто заледенела вся, так холодом от неё и повеяло.
– Только мне открылось, что не быть ему моим мужем.
Медара ожила и выдохнула свободно. Ретишу почему-то тоже легко стало.
– Кому же быть? – всё спрашивал Зрин.
Отрада разрумянилась, опустила глаза.
– Не знаю. Этого не открылось. – Тут же вскинула голову, сказала гордо: – Как расцвету, краше Ислалы стану. Кого захочу, того и выберу!
Зрин рассмеялся:
– Только не осрамись, когда петь будешь. А то у женихов уши лопнут.
– Я хорошо пою! – осерчала Отрада.
Тут смолкла песня девиц, и женихи пошли к ним с подарками. Дорчин, опережая всех, бежал к Ислале. Она приняла подарок и поскорее возложила венок ему на голову.
Коряша высматривала Умира, даже встала на камне. Ретиш оглянулся. Куда он запропастился? Неужто и правда ослушаться решил?
– Уми-и-ир! – разнеслось над пустошью.
Коряша соскочила с камня и побежала, расталкивая толпу, к Ёдоли. Когда люд расступился, пропуская Коряшу, Ретиш увидал уходящего Умира. Она нагнала его, вцепилась в рубаху, заголосила:
– Женись на мне! Ты не смотри, что я неказистая. Я сноровистая, работящая. Преданней меня ты не сыщешь!
На пустоши стало тихо. Только шум ветра да шелест травы слышался.
Умир обернулся. Коряша едва ему до груди доставала. Он присел перед ней.
– Глупая, разве ж в красоте дело. Погубишь ты себя со мной.
Коряша вытерла слёзы, вскинула голову.
– А мне всё одно погибать. Никто меня в жёны не возьмёт, род меня стыдится, куском попрекает. Уже думала к предкам уйти, да Сувр надежду дал, сказал, что заберёшь ты меня из дому. Теперь, если откажешься, мне одна дорога – на каменный мост. Разве ж меня после всего назад примут? А так хоть два витка женой проживу, и горда этим буду. Достойнее тебя нет никого в Ёдоли, а уж краше и в целом свете не сыскать.
Умир зарделся, огляделся смущённо. Тихо ответил:
– Ну… Коли так… Раз по-другому тебе и не жить…
И склонил голову. Коряша опустила на неё смятый венок.