Глициния - стр. 22

Девушка приоткрыла дверь в коридор и высунулась наружу. Моргнула раз, другой и, убедившись, что стены вокруг нее не меняются, шагнула вперед.

– Арис? – Блайт приложила руку к стене, поскольку однажды слышала, что это верный способ выбраться из лабиринта, чем сейчас и казалась Вистерия. – Не знаю, как это устроено у тебя, но мне нужна пища, чтобы поддерживать свое существование, и я уверена, что мой урчащий желудок слышно на другом конце города.

Во дворце воцарилась тишина, и у Блайт мурашки побежали по коже, когда она зашагала по коридору. На пути попадались новые двери, все одинаковые, за исключением ручек. Одни были из латуни, другие из железа. Некоторые были выполнены в форме птиц, а другие – в виде маленькой лисьей головы. Оглянувшись, она заметила, что ручка ее покоев была деревянной и украшена довольно уродливой головой дикого кабана, которой раньше там не было. Он казался почти живым, когда она смотрела в его жуткие медные глаза и на клыки, до которых ей приходилось дотрагиваться, чтобы взяться за рукоять. Казалось, кабан был готов в любой момент вонзить в нее зубы. Единственным утешением служило то, что она точно не перепутает свою комнату ни с какой другой.

Девушка пошла дальше по коридору, прижимая руку к животу. Она не преувеличивала свое чувство голода. Ее живот урчал достаточно громко, чтобы разбудить кого угодно. Из-за стресса Блайт не смогла поесть накануне вечером, и у нее почти не было возможности перекусить во время приема. Она ужасно проголодалась, и, пожалуй, не любила это ощущение больше всего на свете.

Не считая Ариса.

Блайт намеревалась спуститься вниз и поискать кухню, но прежде, чем взялась за перила, заметила тусклое мерцание свечи над головой. И не одной, а всех сразу. Словно кто-то украл их свет, потому что они не отбрасывали на пол обычного отблеска. Вместо этого пламя устремилось к лестнице, ведущей к бальному залу. Хотя это место сильно изменилось после ее первого посещения, Блайт все равно узнала помещение. Там, вверх по лестнице и дальше по коридору, она впервые встретила Ариса. И когда впереди забрезжил свет, освещая ей путь, у нее возникло ощущение, что она должна следовать за ним.

Блайт поспешила наверх, минуя плоские железные двери некогда позолоченного бального зала, утопающего в янтаре. Она шла за светом, который засиял ярче, когда привел ее к знакомому портрету – единственному, который остался висеть, и, честно говоря, последнему источнику красок во дворце.

Портрет Жизни остался нетронутым, точно таким, каким был в тот день, когда Блайт впервые его увидела. И все же при взгляде на него сейчас ее охватили совершенно другие чувства, потому что Блайт узнала в этой женщине ту, кем стала сама – жену своего мужа. Ту, которую он по-настоящему любил и так упорно пытался вернуть.

Блайт в нерешительности остановилась под возвышающимся портретом. Он представлял собой странное зрелище – красивое, но пугающее. Женщина стояла в водяном тумане, окруженная лисами, которые выглядывали из-под папоротников, их глаза отливали золотом в падавшем на портрет свете. Однако глаза Жизни были закрыты.

Блайт подошла на шаг ближе, изучая черты ее лица, нежность тонких пальцев, обхвативших ручку чаши. Она изучала каждую деталь этой женщины в поисках каких-либо признаков того, что она может быть Сигной, но не находила никакого сходства. Прищурившись, Блайт заметила, что по центру полотна шел длинный шов, который был едва заметен невооруженным глазом. И, присмотревшись, обнаружила, что это вовсе не шов, а край двери. Не медля ни секунды, она взялась за маленькую ручку, скрытую среди папоротников. Но прежде, чем успела повернуть ее, дверь распахнулась.