Глаза Клеопатры - стр. 16
– У Хичкока?
– Нет, вообще в кино.
– Банально звучит, но я люблю хорошие фильмы. Обожаю старое американское кино. Черно-белое. В нем есть своя эстетика, своя особенная красота. Черно-белая пленка дает удивительную глубину кадра, светотень, моделировку, фактуру… Я увлеклась, когда в институте училась. Мы изучали историю костюма, а старое американское кино – это целая энциклопедия. Я пересмотрела кучу фильмов. Даже мечтала создать черно-белую коллекцию в стиле ретро и назвать ее «Кинематограф». Знаешь, как у Левитанского: «Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино…»
– А почему «мечтала»? – Никита сделал ударение на последнем слоге.
– Ну… – Нина бросила на него сумрачный взгляд исподлобья. – Причин много. Я еще не доросла до самостоятельной коллекции. И потом, я боюсь, люди не поймут. Кинематограф стал цветным. Я как-то раз увидела в телепрограмме «Касабланку», обрадовалась, а фильм оказался искусственно раскрашенный. Все удовольствие пропало.
– У меня целая коллекция старых американских фильмов. И «Касабланка» есть. В черно-белом варианте, – успокоил ее Никита. – Можем посмотреть, когда захотим. А черно-белое кино и сейчас снимают.
– «Список Шиндлера», – подсказала Нина. – Великий фильм, но не тема для коллекции от-кутюр.
– Ты все-таки не бросай эту затею. Затея отличная.
Они вернулись в поселок.
– Ну что? – спросил Никита, остановившись у коттеджа Павла Понизовского. – Едем в Палангу?
– Я устала, – призналась Нина, – хочу немного отдохнуть.
– У нас полно времени. Сейчас только полшестого. Давай я зайду за тобой в восемь.
– В восемь? А это не поздно?
– Шутишь? В Паланге жизнь начинается после десяти вечера. Я покажу тебе свою яхту… С берега, с берега, – поспешил успокоить ее Никита. – На Мадейру сегодня не поплывем. Потом пойдем куда-нибудь поужинать…
– Мне кажется, я проголодаюсь где-то ближе к февралю, – заметила Нина.
– Дождемся вечера, там видно будет. А потом, если захочешь, давай пойдем потанцуем.
Опять знакомое облачко набежало на ее лицо, но она решительно тряхнула головой:
– А давай.
Вернувшись домой, Никита принял душ, побрился и, что было ему совершенно несвойственно, начал изучать свой гардероб. Предстоящий поход в ресторан можно было считать их первым свиданием, и ему хотелось не ударить в грязь лицом. Вся его одежда была спортивного стиля, но здесь все так одевались. Разве что туристы-провинциалы приходили в рестораны в тяжелых костюмах с галстуками, но такие попадались все реже.
Наконец он выбрал белые джинсы, черную рубашку и белую джинсовую куртку, которая могла сойти за пиджак. К этому костюму у него были белые итальянские мокасины.
Ровно в восемь он подъехал на машине к коттеджу Павла, который уже мысленно называл коттеджем Нины, и ее «сторож» заранее возвестил о его приближении.
Она открыла, все еще закутанная в банную простыню, с тюрбаном из полотенца на голове.
– Извини. Я задремала и не заметила, что уже поздно. Проходи, присядь. Я сейчас.
– Мы никуда не спешим. Что ты наденешь?
Она обернулась уже в дверях спальни.
– Я думала, брюки. В Паланге, наверное, уже прохладно. А что, это так принципиально?
– Тебе нужно носить мини-юбки. Грех прятать такие ноги.
– Вот загорю как следует…
– Нет, давай сейчас.
– Ну, жди.
Нина ушла в спальню, а Никита, оставшись в гостиной, опять принялся изучать загадочный рисунок. Воровато оглядываясь, он вытащил лист из рамки, но на обратной стороне не было ни подписи, ни даты, ни каких-то пометок. Он еле успел вставить лист на место, когда Нина вернулась.