Глаша - стр. 25
Затем Владимир потянулся и вскочил на ноги. В голову пришла мысль: «Поправилась ли от горячки Глафира Сергеевна? Надо бы заглянуть к наивной бедняжке, проведать, наконец». Спустя минуту, он стучался в ее комнату: ему никто не ответил. Маланья, прибежавшая на стук, сообщила, что барышня, слава богу – поправилась, и уже кушает хорошо, и гулять ходит.
– Ну, и где сейчас твоя барышня? – с иронией спросил он, приподняв одну бровь, – что, как поправилась, так и след ее простыл?
– Да нет… Туточки вроде все околачивалась: то в саду, то у пруда. А сегодня перед тем, как вы приехали-с, ушла, и нет до сих пор. Может, в садике где-нибудь ходит, или в ельник ноженьки понесли. Велите разыскать?
– Не надо… Я сам прогуляюсь.
Пройдя несколько аллей, заросших старыми дубами и акациями, Владимир свернул к небольшой рощице, находящейся справа от господского сада. Ноги сами несли его в эту сторону, глаза искали Глафиру. Мелькали зеленые листья, встревоженные птицы разлетались по сторонам.
Через минуту он остановился. Стараясь не трещать сучьями, затаил дыхание: на светлой полянке, спиной к нему, притулившись к березке, сиротливо стояла скучающая Глашенька. Голубое, в белый цветочек летнее платье, отделанное тонким кружевом, и делавшее линии фигуры мягкими и женственными, выглядело так мило, что Владимир внутренне ахнул… Две косы были кокетливо уложены небольшим калачиком на маленькой голове.
На тонкой шее, в неглубокой впадинке трогательно завивался, выпавший из косы, локон русых волос. Легкий летний ветерок овевал стройную фигурку девушки. Несколько минут наш эстет Владимир любовался этой прекрасной картиной. Затем, стараясь ступать неслышно, он подкрался к девушке, руки обняли тонкий стан. От неожиданности Глаша вскрикнула, кровь ударила в голову, показалось на минуту: земля уходит из-под ног. Она крепко зажмурила глаза, а когда открыла их – увидела любимого. От радости у нее пропал дар речи. Глаша стояла, глядя на него, и не знала, что сказать.
– Вот, я вас и нашел. Comment ça va[17], сударыня?
– Ça va bien, merci[18], сударь!
– Не уходите так далеко от дому: не ровен час – волки серые по лесу побегут и унесут красоту нашу в далекие края, – его лицо расплылось в улыбке, – я тут смотрел на вас и сокрушался: отчего я не художник? С вас картины писать надобно, до того вы хороши!
– Полно вам, смущать меня Владимир. От ваших комплиментов голова кругом идет. И так корю себя за то, что поддавшись на лесть и ласки, пала столь низко, что согрешила раньше срока, – в глазах появился упрек. Она задумчиво молчала пару минут. – Вы знали, что больна я, отчего не навестили?
– Глашенька, ну какой из меня лекарь? Я Маланью к вам затем и приставил: она опыт в таких делах имеет.
– А опыт сей не от ваших развлечений она получила?
– Не цепляйся к словам, тебе не идет бабская глупая ревность. Мои слуги верны и многому обучены. И закончим эти разговоры, – в голосе появились строгие нотки. – Иди, я лучше обниму тебя, Mon Cher. Я скучал по тебе.
Все Глафирины упреки потонули в страстном поцелуе. «Опять этот сладкий омут – мне из него не выбраться никогда», – думала она, падая в глубокую пропасть. Знакомые руки с силой сжимали бедра, тискали тугую грудь, горячие поцелуи покрывали шею.
Стоя у березы, Владимир, оглянувшись вокруг, решил продолжить объятия прямо на траве. Он сел сам и потянув за руку, усадил ее рядом. Глаша не заметила, как опять оказалась, лежащей подле него: сильная рука задрала подол платья, путаясь в подвязках и булавках, приспустила батистовые панталоны, и нырнула к теплому лону. Секунда, и длинные пальцы с наслаждением проникли во влажное лоно.