Глаша 2 - стр. 44

«Заварю ей травы и меду дам, – думала Татьяна. – Авось, оклемается»

Глаше казалось, что кто-то невидимый – тяжелый и мохнатый – присел ей всей тяжестью на грудь. Она махала руками и пыталась сбросить это чудище, но все усилия были тщетны. Она хрипела и кашляла. Кашляла она и тогда, когда Татьяна поила ее горячим чаем с медом и малиной.

– Где же тебя так угораздило? – сердилась Татьяна. – Меньше бы по Невскому со своим хахалем шлялась.

Глаша в ответ мычала и мотала лохматой головой. К ночи она забылась сном. Во сне она увидела, как дверь в комнату отворилась, и с улыбкой вошел Владимир.

– Ну, как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил он и поправил ее одеяло.

Глафира оглянулась по сторонам и не узнала их новой столичной комнаты. Она лежала в той, девичьей комнатке, в милом ее сердцу Махневе. Из распахнутого окна тянуло свежескошенным сеном, где-то занимался сверчок.

«Боже, как тут хорошо, – думала она. – Он не бросил меня с Малашей. Он пришел, чтобы побыть со мной».

Словно в ответ на ее мысли Владимир наклонился и прошептал ласково:

– Как себя чувствует моя раненная красота? Не сильно большой урон нанес тебе мой дерзкий жеребец?

– Ты вернулся, любимый? – счастливая улыбка тронула ее губы.

– Я отослал Малашу в девичью и решил сам побыть с тобою, – ласково отвечал он и целовал ее в горячие щеки. – Подвинься, я лягу рядом и обниму тебя.

– Володенька, – захлебывалась от счастья Глафира. – Какой ты хороший. Я лежала и все думала: когда ты придешь ко мне? Боялась, что не придешь. Плакала… А ты пришел. Я люблю тебя.

– Как я мог бы оставить тебя, Глашенька? Я же возлюбленный твой. И наша первая ночь. Тебе сейчас более всего нужна моя забота.

– Володя, я люблю тебя больше жизни. Мы… Мы поженимся?

– Конечно, цветик мой.

Он еще сильнее прижимал ее к своей груди. Но Глафире становилось горячо и мокро. Пальцы чувствовали непривычную скользкую влагу. Она смотрела на простыни. Они все были в крови.

– Володенька, мои раны еще не затянулись. Я, кажется, перепачкала постель, – конфузливо поясняла она.

– Нет, любимая, это не твоя кровь, – тихо шептал Владимир. – Это моя кровь.

Глаша садилась в подушки и с ужасом наблюдала то, что вся белая сорочка Махнева была залита кровью. Серые глаза Владимира выражали смесь детского, ничем не скрываемого ужаса и какой-то бессмысленной обреченности. Правой рукой он прикрывал себе горло – сквозь пальцы сочились багровые капли.

– Глаша, меня убили, – шептал он.

Дикий крик разрывал темноту петербургской ночи. Татьяна истово крестилась и читала молитву над своей хворающей подругой.

На следующую ночь к Глафире пришел тот, рыжий мужчина, которого она впервые увидела в музыкальном зале Гореловского дома. Он отчего-то вышел из-за круглой голландки, а не из двери, как входят обычные люди. Татьяна в это время спала, уткнувшись веснушчатым носом в подушку. На этот раз рыжий был одет в модный английский костюм, в руках он вертел изящную трость.

Без всяческих церемоний этот господин присел на край Глашиной кровати и завел с ней разговор.

– Глафира Сергеевна, разрешите представиться? Меня зовут Викто̀ром.

– А меня Глашей, – смущенно и испуганно отвечала Глаша, к которой внезапно вернулся нормальный голос. – Откуда вы меня знаете?

– О, я знаю вас очень давно, – ухмыльнулся в усы странный гость. – А еще более я узнал о вас из рассказов одного моего друга