Гиперборей - стр. 28
– Сколько у него стрел? – спросил Мирошноман зло. – А сколько нас? Навалимся разом. Мы порубим его сразу! В плен не брать!
Воины начали осторожными шажками приближаться к храму. Щиты держали высоко, оставив узкую щелочку для глаз – выше закрывал шлем. Мирошноман выдернул меч, яростно оскалил зубы, собираясь отдать приказ о немедленной атаке, но Морш вдруг схватил его за руку:
– Одним камнем трех собак! Ты сбережешь воинов, убьешь врага и уничтожишь храм чужого бога. Чтобы утвердиться в вере, надо безжалостно низвергнуть старых богов! Народ не может меняться нам в угоду, если у него будет память. Особенно важно уничтожать чужих богов.
– Сжечь? – спросил Мирошноман с сомнением.
– Не откладывая!
Трое воинов уронили щиты, быстро разожгли костер. Другие спешно рвали мешки, полотняные сумки, бегали к белеющим вдали березкам за берестой. Тряпки и бересту обернули вокруг дротиков и стрел, подожгли и разбежались вокруг деревянного храма.
– Метать огонь! – крикнул Мирошноман.
Воины с разбегу метнули копья. Оставляя огненные дуги в потемневшем небе, словно пролетели малые смоки, копья с гулким стуком вонзились в толстые плотные столбы. Огонь жадно охватил древки, ронял огненные капли на землю, в твердом гладком дереве мореного дуба остались торчать железные наконечники – кондовый дуб устоял, не загорелся.
Мирошноман в ярости сжал кулаки. Еще дважды по его приказу метали копья, пока не истратили последние. Он хотел было гнать на приступ – мечи остались! – когда ноздри вдруг уловили запах дыма. Последнее копье, брошенное осмелевшим воином вблизи, упало на крышу. Там сушились лечебные травы, пучки мяты, липового цвета – огонь быстро пошел по всей крыше, радостно взревел, почуяв силу, вгрызся в дерево, начал рушить стропила.
– Смотреть в оба! – заорал Мирошноман. Он бегал с обнаженной саблей вдоль цепи воинов. – Там огонь, здесь луна помогает! И муравей чтобы не выскользнул!
Языческий храм горел немыслимо долго, всю ночь. Столетние дубы, которые когда-то неохотно поддались острым топорам, горели страшно, к небу вздымался широкий огненный столб, прожигал низкие облака. Казалось, само небо горело и роняло раскаленные капли.
Воины едва не падали от усталости: всю ночь до судорог сжимали рукояти сабель и топоров, до рези и слез в глазах всматривались в каждый блик, пляшущие языки пламени, в любой тени со страхом узнавали бегущего на них разъяренного пещерника с поднятым мечом.
Морш тревожно посматривал на озаренные пламенем изнуренные лица. Пожар на этой языческой Лысой горе на беду виден издали – огненный столб до неба, облака словно набухли от жаркой крови. Чересчур далеко видно, а ведь и самые покорные племена приходят в ярость, когда рушат их святыни!
– Он сгорел, – выкрикнул один из молодых воинов. – Даже боги не выживут в таком огне!
– Да, конечно, – ответил Мирошноман глухо.
Взглянул в счастливые глаза и отвернулся. Он уже слышал эти слова на пепелище терема. После чего сотник, три десятника и его лучшие воины были убиты, как овцы рассвирепевшим волком.
В сторонке Морш, посланец далекого племени с юга, заботливо укутывал плащом сестру. Она зябко ежилась от ночного холода, резко дергала плечами, будто сбрасывая пауков. Морш крикнул Мирошноману:
– Он мог уцелеть?
– В огне? – возразил Мирошноман. – Подземелий в капищах не строят, знаю. Разве что сразу, не останавливаясь, проскочил этот сарай насквозь? Выбежал с другой стороны и затаился в кустах, прежде чем мы окружили храм?