Гидеон из Девятого дома - стр. 46
– Спасибо, – сказала она наконец. Стянула дурацкую шляпку с влажных светлых кудрей и заговорщицки улыбнулась. – Я знаю, что ты дала обет молчания, так что тебе придется объяснять это жестами.
Брови Гидеон взлетели выше темных стекол очков.
– Да-да. – Когда Дульсинея улыбалась, у нее на щеках появлялись ямочки. – Ты не первая монашка из Девятого дома, которую я встречаю. Мне иногда кажется, что ужасно тяжело быть братом или сестрой Запертой гробницы. Я мечтала стать одной из вас… в юности. Такой романтичный способ смерти. Я должна была умереть лет в тринадцать. Я ведь об этом знала. Я не хотела, чтобы меня видели, а Девятый дом был так далеко. Я думала, что проведу какое-то время наедине с собой, а потом красиво уйду, одинокая, облаченная в черное, и надо мной вознесут торжественные молитвы. А потом я узнала, что вы должны красить лица, – обиженно сказала она. – Это все испортило. Нельзя тихо и красиво угаснуть в уединенной келье, если у тебя лицо раскрашено. Это вообще считается за разговор? Ты не нарушила свой обет? Кивни или покачай головой!
– Отлично, – сказала она, когда Гидеон, ошарашенная этим диким щебетанием, молча качнула головой вместо «нет». – Люблю внимательных слушателей. Я знаю, ты тут только потому, что тебе меня жалко, а ты кажешься хорошей девочкой. Прости, – сразу же добавила она, – ты, конечно, уже не ребенок, просто я чувствую себя ужасно старой. Видела эту парочку из Четвертого дома? Детки. Из-за них я кажусь совсем древней. Завтра я могу снова стать юной, но сегодня плохой день… и я чувствую себя уродиной. Сними, пожалуйста, очки, Гидеон из Девятого дома, я хочу посмотреть тебе в глаза.
Многие, увидев рядом слова «Гидеон» и «послушно», чуть не померли бы со смеха и еще несколько минут сопли бы вытирали. Но сейчас она чувствовала себя беспомощной из-за этой странной просьбы, из-за этих тонких рук и розового бутона губ то ли девочки, то ли женщины, а больше всего – из-за слова «уродина». Она сняла солнечные очки и предъявила лицо к осмотру.
И его осмотрели быстро и тщательно. Дульсинея на мгновение прищурила глаза и приняла деловой вид. В синеве этих глаз быстро что-то промелькнуло – глубокий ум и одновременно полное бесстыдство. У Гидеон запылали щеки, хотя мысленно она уговаривала себя успокоиться.
– Своеобразно, – тихо сказала Дульсинея скорее самой себе, чем Гидеон. – Хромолипоиды… рецессивный признак. Я люблю смотреть людям в глаза, – вдруг заявила она с улыбкой. – По ним столько можно прочесть. О твоей Преподобной дочери мне сказать нечего, но у тебя глаза как золотые монеты. Я тебя смущаю? Гадко себя веду?
Гидеон замотала головой, и Дульсинея откинулась на спинку кресла, прижалась к ней затылком и принялась обмахиваться своей легкомысленной шляпкой.
– Хорошо, – довольно сказала она. – Хватит и того, что мы застряли в этой гнилой дыре. Это достаточно плохо само по себе, и без того, чтобы я тебя пугала. Удивительно заброшенное место. Представляешь призраки всех тех, кто здесь жил… и работал… ждут, чтобы их призвали, нам нужно только понять, как это сделать. Седьмой дом не очень хорошо разбирается в призраках, ты же знаешь. Мы их оскорбляем. От нас много суеты. Старая манера разделять тело и дух. Мы слишком много внимания уделяем телу… кристаллизуем его во времени… фиксируем его противоестественным образом. В вашем Доме дело обстоит прямо наоборот, не так ли, Гидеон? Вы берете пустые тела и работаете с ними… мы удерживаем стрелку часов, не позволяя ей отсчитать последнюю секунду.