Гидеон из Девятого дома - стр. 28
Это было невероятно. Это было прекрасно. Ее чуть не стошнило. Ей казалась безумием невозмутимость Харрохак, которая только приподняла экран, нажала на кнопку и спросила, сколько им придется ждать.
– Мы освобождаем вам проход для посадки, ваша милость, – затрещал голос навигатор сквозь помехи.
Харроу не стала его благодарить.
– И сколько?
– Сейчас ваше судно сканируют, ваша милость. Мы двинемся в то же мгновение, когда подтвердят разрешение сойти с орбиты.
Преподобная дочь развалилась в кресле и сунула молитвенные кости в складку рясы. Гидеон невольно поймала ее взгляд. На лице Харроу было написано вовсе не безразличие и не скука, как она ожидала: даже сквозь вуаль было заметно, насколько глубоко Харроу ушла в себя и сконцентрировалась. Губы она сжала так плотно, что черная краска собралась комочками.
Прошло меньше пяти минут, двигатели снова загудели, и шаттл медленно заскользил вниз. Рядом с ними семь других шаттлов сдвинулись разом, как падающие костяшки домино, и одновременно вошли в атмосферу. Харроу надвинула капюшон, потерла переносицу и сказала с удовольствием и ужасом:
– Эта планета невероятна.
– Она великолепна.
– Это могила.
Шаттл вошел в атмосферу, окруженный ослепительным светом. Не видно было ничего, кроме неба, но небо Первого дома оказалось таким же невыносимо ярким и голубым, как вода. Спуск на планету походил на пребывание в калейдоскопе. Крен сменялся шумом, когда воздушные ямы в плотной атмосфере заставляли двигатели визжать, тряской, когда выравнивалось давление. А потом шаттл полетел вниз, как пуля. Сияние стало непереносимым. Гидеон показалось, что сотни шпилей летят ей навстречу, вырываясь из сине-бирюзовой воды. А потом ей пришлось зажмуриться и отвернуться. Она прижала вышитую ткань робы к лицу и дышала носом.
– Идиотка! – далеким голосом сказала Харроу, плохо скрывая волнение. – Возьми вуаль.
Гидеон отчаянно терла глаза.
– Я в порядке.
– Надень, я сказала! Что я буду делать, если ты ослепнешь, когда дверь откроется?
– Я подготовилась, детка.
– Что ты вообще несешь…
Сияние изменилось, замерцало, и шаттл начал медленно снижаться. Свет стал чище и ярче. Харрохак бросилась к окну, закрыла его с грохотом. Они с Гидеон стояли в центре пассажирского отсека и смотрели друг на друга. Гидеон поняла, что Харроу дрожит. Пряди черных волос прилипли к бледно-серому лбу, пот грозил размыть краску. Потом Гидеон с ужасом осознала, что и сама дрожит и потеет. Неприятное понимание поразило их одновременно, и обе начали вытирать лица рукавами.
– Надень капюшон, – велела Харрохак. – Спрячь свои тупые лохмы.
– Тупые лохмы у твоей мертвой засохшей мамки.
– Сито, мы уже над планетой, и я снова способна на насилие.
Последний громкий щелчок. Полная тишина. Замки открывались снаружи. Завидев свет на краю люка, Гидеон подмигнула своей встревоженной спутнице. Сказала вполголоса:
– Но тогда ты не сможешь порадоваться вот этому!
И нацепила очки, которые раскопала еще дома. Древние солнечные очки с дымчатыми стеклами. Тонкая черная оправа и большие зеркальные линзы. Линзы размыли выражение недоверчивого ужаса на лице Харроу. Больше Гидеон ничего увидеть не успела.
Перед ними распахнулся Первый дом. Поток теплого воздуха растрепал рясы, высушил пот на лицах. Не успел люк до конца отъехать в сторону, как раздраженная Харроу исчезла: из шаттла выступила госпожа Харрохак Нонагесимус, Преподобная дочь Девятого дома. Выждав пять полных вздохов, Гидеон Нав, рыцарь Девятого дома, двинулась следом, молясь, чтобы непривычный клинок не запутался в полах рясы.