Геррон - стр. 34
В то время как вся Европа вокруг впала в безумие, мы играли в школьные будни. Но оставалось уже недолго. Осенью – не позднее октября – д-р Крамм созвал выпускников в актовый зал. Наш класс не заполнил и двух первых рядов, но ему казалось, что соразмерной тому, что он собирается нам сказать, могла быть лишь большая сцена.
Он встал перед нами, откашлялся и разгладил бороду. Он и впрямь делал эти дешевые театральные жесты, которыми актеры в амплуа отцов еще в придворных театрах сто лет назад имели обыкновение сигнализировать публике: внимание, сейчас будет нечто важное! Затем он простер руки, будто желая благословить нас, и торжественно произнес:
– Мальчики!
Уже одно это должно было вызвать отторжение и недоверие. Но нам не хватало жизненного опыта, чтобы знать: начальство прибегает к доверительным словам всякий раз, как замышляет против тебя какую-нибудь гадость. Если старший лейтенант Баккес говорил «Камрады» – значит, он набирал добровольцев в команду самоубийц.
– Мальчики, – сказал д-р Крамм, – у меня для вас хорошая новость.
Хорошая новость состояла в предложении досрочно сдать выпускные экзамены. «Перед лицом великих времен, в которые мы живем». Времена. Во множественном числе. Наша эпоха настолько превосходила натуральную величину, что простого времени было недостаточно.
«Уже через две недели, – сказал д-р Крамм, – мы сможем получить аттестат зрелости. При условии – он, дескать, не имеет ни малейшего сомнения, что его мальчики жаждут этого счастья всей душой, – при условии, что мы сразу же добровольно поступим на военную службу. Ввиду великих времен.
Война только началась, а им уже не хватало мяса для их колбасной машины. Первые бойни – бойни, какое поневоле честное мясницкое словцо! – израсходовали гораздо больше людского материала, чем ожидалось. Требовалось пополнение. Поскольку добровольцы уже не толкались, как в первые дни войны, в очереди на смерть, для нашего года рождения придумали экстренные выпускные экзамены. Тоже слово, невольно выдающее правду. В официальных сообщениях экстренность нигде не поминалась. Ведь мы всегда только побеждали.
Наш первый ученик, обычно добродушный и не склонный к юмору, объяснил нам это слово так:
– Вы должны делать ударение не на первом слоге, Nótabitur, а на третьем: Notabitur. Поскольку это латынь. От глагола notare, «отмечать». Futur I, третье лицо, Indikativ passiv. «Он будет отмечен». И чем именно? Униформой.
Их отпрыск – солдат? Для моих родителей это было немыслимо. Они пытались всеми средствами отговорить меня от этой затеи. Мама вдруг забыла о женской подчиненности, которой ее научили в пансионе, уперла руки в бока – жест, который я видел у нее впервые, – и заявила:
– Если ты не переубедишь его, Макс, ты никудышный отец.
Папе пришлось как-то изворачиваться в логике, чтобы тревогу за меня согласовать со своим недавно открывшимся патриотизмом.
– Ты еще слишком молод, – аргументировал он. – Погоди хотя бы, покуда тебе не исполнится восемнадцать.
Как будто число дней рождения делало человека более или менее способным получить осколок гранаты в живот. В мире логики вообще лучше всего было бы посылать на войну детей. У них меньше площадь попадания.