Герой поневоле - стр. 12
— Павлик, иди кушать, — позвала из кухни бабушка.
— Спасибо, ба, что-то не хочется.
Она высунула голову из кухни:
— Почему? Тошнит?
— Я просто не хочу.
— Если тошнит, надо ехать в больницу.
— Да нет же. Пора сгонять лишний вес. Суп съем, жареное – нет. Кстати, нет ли случайно квашеной капусты?
Бабушка проигнорировала мои пожелания и вынесла поднос с пирожками – пышными, с коричневой блестящей корочкой, поставила на мой стол. Они пахли так, что желудок взвыл и, как пишут в графоманских книжках, внутри у меня что-то сжалось.
— У тебя просто широкая кость, — ласково успокоила она.
Студентам – булочки, каждой бабушке – по прожорливому внуку.
— Убери, пожалуйста, — попросил я и соврал: – От запаха еды мне плохо.
Вроде поверила, забрала поднос, принесла тарелку супа, поставила, положила ложку и два огромных куска хлеба. Сейчас я понимал, что бабушка больше всего на свете хочет быть нужной, полезной и всячески нам угождает, порой перегибая палку, в детстве же ее опека казалась невыносимой.
Павлику-мне всегда хотелось есть. Я уселся, подвинул тарелку к себе… Нет, это не суп, это каша из макарон с кусочками моркови и волоконцами курятины. Выпив бульон, выловив морковь и курятину, я отнес тарелку в кухню, где бабушка забрала ее, разочарованно уставилась на макароны и с нажимом спросила:
— Не вкусно?
Хотелось закрыть рукой лицо. Ну сюр же! Напиши такое в книжке, все завопят «не верим». Нет! Это есть невозможно, и даже девяностые и дефицит продуктов – не оправдание. Тем более что моя семья ни в чем не нуждается, просто бабушка на всем экономит и огромную кастрюлю супа варит из одной куриной ноги.
— Вкусно. Просто не хочу.
Она высыпала макароны в собачью миску и, надувшись, отправилась в зал к телевизору.
Я окинул взором длинную кухню-столовую с дедовой кроватью под окном напротив входа. Здесь все комнаты замыкаются в круг. За шторкой возле кровати – тоже дверь, заставленная шкафом со стороны спальни.
В холодильнике была колбаса салями цвета вырви глаз, которую мы тоненькими колечками клали на бутерброд по утрам, плавленый сыр, наполовину пустая банка варенья (наверное, я-Павлик в один присест сожрал), копченый колбасный сыр – тоже деликатес не для всех, пельмени для отца.
Выбор я остановил на яйцах, пару штук бросил в котелок и включил газовую плиту.
Только я принялся их есть, размышляя над тем, что без наушников тут не выжить, как хлопнула дверь и, напевая под нос, в прихожую вошла сестра Катька, юркнула в спальню переодеваться.
Еще один оживший мертвец.
Катьку я никогда не любил, и меня не беспокоило, где она, с кем, жива ли. Мы с мамой склонялись к тому, что давно мертва, ведь наркоманы долго не живут. И вот напротив – сестра, живая, я могу ее остановить, направить.
Кусок встал поперек горла, я глотнул чай и повернулся к дверному проему, но увидел не Катькин силуэт, в кухню ворвалась бабушка и, демонстративно меня не замечая, принялась разогревать обед.
— Катя, супчик будешь? – прокричала она. – Приходи кушать, он уже готов.
Напротив меня образовалась тарелка с супом-киселем для Кати.
А вот и сестра. Я смотрел на нее, разинув рот. Высокая, худенькая, темные волосы волной, залакированная стоячая челка, быстрые внимательные глаза. Глаза она взяла от отца, они у нее огромные зеленые, с черными загнутыми ресницами.