Размер шрифта
-
+

Герои русского парусного флота - стр. 30

– Ну вот! – вытер вспотевший лоб Соймонов, прочитав указ. – Из каторжан да в губернаторы! Чудно жить на матушке Руси!

Теперь его ждал Иркутск и руководство землями, на которых могло бы разместиться несколько Европ. Оставив экспедицию на попечение сына Михаила, Соймонов 27 октября 1757 года вступил в должность. Руку нового губернатора Сибирь почувствовала сразу: ведь он знал эту бескрайнюю и загадочную землю не понаслышке. Деятельность свою Соймонов начал с того, что разогнал из собственной канцелярии дураков и бездельников. Особенно суров был со взяточниками и обидчиками. Этих карал безжалостно: кого чинов лишал, а кого – и в солдаты. Серьезно занялся Соймонов и хлебопашеством. В этом первым помощником ему стал сын Михаил – энтузиаст этого дела.

Чем только не занимался Соймонов! Он выписывал из Парижа валторны для местного оркестра, строил крепости на границе с Китаем, вел дипломатические переговоры, строил суда и рудные шахты, судил и освобождал из-под стражи. Авторитет Соймонова был непререкаем. Сибирь помнила его как каторжанина, знала как неугомонного исследователя, теперь же приняла как правителя. Изумляло в нем то, что новый губернатор не воровал! Это было так поразительно, что поначалу никто и не верил. Затем, когда неподкупность губернатора подтвердиласъ, его стали почитать едва ли не как святого.

В немногие же свободные минуты Федор Иванович по-прежнему занимался любезной ему картографией, ну и, конечно же, бывший моряк не мог оставить без внимания и судоходство. Теперь местные шкипера чесали затылки над морским уставом Петра Великого.

– Сибирь – золотое дно! – не раз повторял он своим соратникам. – Наша цель одна – открыть это дно на благо Отечества.

Не забывал Федор Иванович и о своем морском прошлом. При нем продолжились исследования Аляски и Курил, Лисьих островов и Алеутских. Капитанов Вашмакова да Глотова, Пушкарева да Бечевина принимал всегда как сыновей родных. И здесь Соймонов оставался верен себе: отправляя капитанов в очередное плавание, вручал он им карты собственной работы, обстоятельные и выверенные. А из Адмиралтейств-коллегии неотступно требовал то компасы с квадрантами, то штурманов да мастеров корабельных. Адмиралы возмущались, расходы подсчитывая:

– Совсем Федька очумел, словно не тайга у него, а окиян в губернаторстве!

Но бумаги подписывали и просимое высылали. Понимали: не для себя радеет Соймонов, для дела.

На семидесятипятилетие старика наградили орденом Александра Невского. Указ о награждении подписала уже взошедшая на престол Екатерина II.

– Что-то зажился я на свете белом, – качал седой головой сибирский правитель. – Потому как счет царям да царицам давно потерял!

В те дни занимался Соймонов делом, для Сибири необычным, – образовывал свое собственное войско, которое велел именовать не иначе как братским. Одновременно решил торговать бобрами с Китаем, и вскоре иркутские да тобольские щеголихи уже прогуливались в тончайших шанхайских шелках. Но годы уже брали свое, и, посылая сына Михаила в 1762 году в столицу с планами пограничных укрепленных линий, он велел просить государыню об отставке. Ни у императрицы, ни у Сената возражений не было.

Однако по причине дальних расстояний отставку получил Соймонов лишь на следующий год. А перед самым его отъездом прикатил в Тобольск представитель Парижской академии аббат Шапп д’Отерош.

Страница 30