Герои, почитание героев и героическое в истории - стр. 59
Во время приорства>72 Данте раздор между гвельфами и гибеллинами, черными и белыми или, быть может, какие-либо другие волнения разыгрались с такою силою, что Данте, партия которого, казалось, до сих пор была сильнее других, попал неожиданно вместе со своими друзьями в изгнание. С этих пор был осужден на скитальческую, исполненную горя жизнь. Все имущество его подверглось конфискации. Он был возмущен до крайней степени, сознавая всю несправедливость, гнусность перед лицом Бога и людей такого обхождения с ним. Он испробовал все, что только мог, чтобы добиться восстановления своих прав. Пытался достигнуть этого даже с оружием в руках, но безуспешно: положение его лишь ухудшилось.
Во флорентийских архивах сохранился, я думаю, до сих пор еще приговор, осуждающий Данте, где бы он ни был схвачен, на сожжение живьем. Сожжение живьем – так там, говорят, и написано. Весьма любопытный исторический документ. Другой интересный документ, относящийся к более позднему времени, представляет письмо Данте к флорентийским городским властям, написанное в ответ на их уже более мягкое предложение, а именно: возвратиться на условиях раскаяния и уплаты штрафа. Он отвечал им с неизменной и непреклонной гордостью: «Если мне нельзя возвратиться иначе, как признав самого себя преступным, то я никогда не возвращусь – nunquam revertar».
Таким образом, Данте вовсе лишился своего крова. Он скитался от патрона к патрону, из одного места в другое, показывая на собственном примере, «до какой степени труден путь – come e duro calle», как он сам с горечью выражается. С несчастными невесело водить компанию. Обнищалый и изгнанный Данте, гордый и серьезный по природе, находившийся в гневном настроении, представлял собою человека, который вообще плохо ладит с людьми.
Петрарка рассказывает, как, будучи однажды при дворе Кан делла Скала>73, он ответил совсем неподобающе, когда его стали порицать за молчание и угрюмый вид. Делла Скала находился в кругу своих придворных. Шуты и гаеры заставляли его беззаботно веселиться. Обратившись к Данте, он сказал: «Не правда ли, странно, что эти жалкие глупцы могут так веселиться, тогда как вы, человек умный, проводите здесь день за днем и ничем не можете развлечь нас?» Данте резко ответил: «Нет, не странно. Пусть ваша светлость вспомнит только поговорку: подобное тянется к подобному; раз есть забавник, забавам не будет конца». Такой человек, со своими горделивыми, молчаливыми манерами, сарказмом и скорбью, не был создан для того, чтобы преуспевать при дворах.
Мало-помалу он ясно понял, что ему нигде не сыскать на этой земле покойного угла, для него нет более надежды на благополучие. Земной мир выбросил его из своей среды и обрек на скитание. Ничье живое сердце не полюбит его теперь. Ничто не может теперь смягчить его тяжкие страдания здесь, на земле.
Тем глубже, естественно, залегало в его душе представление о вечном мире, той внушающей благоговейный ужас действительности, на поверхности которой весь этот временный мир, с его Флоренциями и изгнаниями, мелькает лишь как легкий призрак. Флоренции ты больше не увидишь. Но ад, и чистилище, и небеса, их ты, конечно, узришь! Что Флоренция, Кан делла Скала, и мир, и жизнь, все вместе? Вечность – именно с нею, а не с чем другим связан ты и все сущее!