Германские встречи - стр. 20
Из вчерашнего рассказа Цецилии Михайловны следовало, что её дочери было пятьдесят пять лет, но столько энергии Владимир не видел и у тридцатилетних.
У Иды были голубые глаза, гладкая белая кожа, волнистые рыжеватые волосы и тонкий изящный носик. В общем, она была красивой женщиной.
– Мама… Ну а это… Узнаешь? – сказала Ида, понижая голос и отступая в сторону.
Она указала на невысокого престарелого господина в сером пальто, шляпе и роговых очках. Больше о господине и сказать было нечего, кроме того, что он немец. Вот встретишь такого в Африке, и сразу скажешь – это немец. В нём не было ни одной характерной для немца черты: нос, глаза, брови, губы – всё обычное. А вместе – немец. Словно невидимыми буквами написано у него на физиономии: я немец.
Они стояли друг против друга: немец Готлиб и Цецилия Михайловна – то ли немка, не знающая немецкого языка, то ли русская, не умеющая говорить по-русски. Стояли и растерянно смотрели друг на друга, не зная, что делать. Наконец, Готлиб шагнул к ней, обнял и стал целовать в щёки, в лоб, в глаза. Цецилия Михайловна не отвечала, но и не сопротивлялась.
Наконец Готлиб оторвался от неё и полез в карман пальто за платочком.
Цецилия Михайловна, нисколько не изменившись в лице, сказала почти безучастно:
– Это твой внук Вадик, это его жена Жанна, а вот наш правнук – Марк. Ты ещё их не видел.
– Да, да! – ответил Готлиб, вытирая глаза. – Теперь мы все будем вместе. Теперь будет хорошо.
– Ну всё, всё отец, успокойтесь, садитесь пока сюда на кровать.
Готлиб снял шляпу и пальто, провёл расчёской по зачёсанным назад седым волосам. Старики сели рядом на кровать Цецилии Михайловны.
– Ну как ты жила? – спросил Готлиб, после долгой паузы. – Вспоминала меня?
– Как я мог тебя не помнить? Передо мной был Ида – твой портрет.
– Казы15 привезли? – спросил Жанну второй муж Иды и отчим Вадика Фёдор, которого Кляйны даже не заметили вначале. Это был невысокий краснолицый мужичок в коричневом свитере, из рукавов которого выглядывали большие кисти рабочих рук. Он носил очки в тонкой металлической оправе, был почти лыс, волосы торчали лишь на висках и затылке, а нос был тонкий, но не как у Иды, а заострённый и загнутый вниз, словно петушиный клюв.
– Конечно привезли! Отец специально для вас приготовил, – ответила Жанна.
– Как он? – спросил Фёдор.
– Бодрится. Держит сто овец, десять лошадей. Сколько я его просила уменьшить хозяйство – не соглашается. Говорит: «Это моя жизнь. Умру, и хозяйство со мной умрёт».
– Ну и пусть занимается на доброе здоровье. Как на Востоке говорят, да не укоротится Ваша (то есть его) тень. Хороший мужик твой отец. Я его искренне люблю, – сказал Фёдор.
Роза с матушкой, дремавшие до приезда гостей на нижних ярусах аусзидлерской кровати, быстро собрались и ушли. Их никто не задерживал.
Володька с Алисой тоже поспешно одевались, чтобы погулять последний раз по лагерю и никого не стеснять своим присутствием. Но Жанна остановила их:
– Оставайтесь, покушайте с нами.
– Спасибо, – сказала Алиса, – мы только что пообедали.
– Просто посидите с нами, чаю попейте, попробуйте казы. Вы ведь не знаете, что такое казы?
– Нет, первый раз слышим.
– Это конская колбаса, – сказала Жанна. – Только казы бывает разной. Никто не готовит её лучше моего отца. Мы много привезли.