Герцогиня в бегах. Право на эшафот - стр. 39
– Мы – Сиятельные, и у нас есть неотъемлемые права, – сухо сказала тетя, – а его величество Теодоро склонен о них забывать. Кроме того, его величество виновен в смерти твоих родителей и брата. Ты хочешь ему все простить?
– Я не помню этого. И никого из них.
Тетя резко выдохнула и решила:
– Нам нужна сторонняя консультация знающего мага. Я этим займусь. К разговору вернемся после. – И стремительно вылетела из гостиной, только юбки прошелестели.
Я выходила куда медленнее. Мне было о чем подумать. Уготованная тетей роль ничуть не прельщала независимо от того, к кому в жены она собиралась меня пристроить. На первый взгляд университет давал нужную независимость, но это лишь на первый взгляд, поскольку в той же клятве могут быть подводные камни, о которых я даже не догадываюсь. Это не мой мир, и необдуманный поступок может стоить мне дороже, чем кажется.
Эсперанса встретила меня у дверей в мою комнату.
– Что-то вы грустно выглядите, ваша светлость, – проницательно заметила она. – Неужели не сняли?
– Утверждают, что блок поставила я сама.
Она ахнула, но это не помешало ей быстренько зайти за мной и прикрыть двери.
Я села на банкетку и уставилась в зеркало на свое отражение. Оно больше не казалось чужим и не вызывало такого восхищения, как поначалу. Насколько я поняла, красоту давала сама принадлежность к Сиятельным: пусть в воспоминаниях зияли дыры и я ни в чем не была уверена, но косвенно это подтверждалось внешностью тех высокородных, с кем я сталкивалась. Обычные же люди были… обычными. Кто-то симпатичный, кто-то не очень, но сияющего великолепия, от которого перехватывало дух, ни у кого не было. Вот и Эсперанса была приятной и надежной, но сказать о ней «красавица»?..
В зеркале мне были заметны любые изменения ее мимики, и вскоре стало понятно, что она что-то хочет сказать, но не решается прервать мои размышления. Я ее непременно выслушаю, но сначала выясню то, что мне нужно.
– Эсперанса, Бласкес сказал, что я могла закодировать снятие блока на некую фразу и доверить ее близкому человеку. Вспомни, не говорила ли я тебе чего-то на первый взгляд не слишком важного, но просила непременно запомнить?
Лицо горничной чуть дернулось, но ответила она ровно:
– Что вы, ваша светлость, мы не были столь близки, чтобы вы мне доверяли секреты.
Я повернулась и с удивлением посмотрела на нее:
– Разве? Эсперанса, мне казалось, что ты – мое главное доверенное лицо.
– И я вас не предам, ваша светлость, – уверенно ответила она. – Но ничего личного вы мне никогда не доверяли.
– Но вдруг я сказала или сделала в тюрьме что-то странное? Что-то такое, что было совершенно на меня не похоже?
Она задумалась, забавно наморщив лоб. Наверное, вспоминала, о чем мы говорили во время ее коротких визитов в тюрьму.
– Разве что в последний день? – с явным сомнением наконец пробормотала она. – Вы вели себя не как обычно, но я решила, что из-за того, что вас вскоре…
Она не закончила фразу и осенила меня знаком Двуединого, который должен был спасти и сохранить тело и душу. Как-то со вторым он не особо справился, наверное, знак нерабочий…
– В последний день у меня уже были дыры в памяти, значит, если я и говорила что-то важное, то это было раньше.
Эсперанса огорченно шмыгнула носом.
– Нет, ваша светлость, ничего такого не припомню. Да разве ж вы доверили бы мне секреты Сиятельных? Только ровне.