Георгий Гурьянов: «Я и есть искусство» - стр. 22

М. П.: Галерист и художник – игроки на одном поле. Насколько для вас важно принадлежать какой-то одной галерее?

Г. Г.: Раньше всегда все приходилось делать самому и быть самому себе галеристом. И теперь, когда это бремя можно переложить на плечи кого-то другого, это здорово. Мы, таким образом, можем достигнуть большего, идти дальше. У меня большой опыт работы с галереями. Я давно работаю с галереей в Роттердаме, в Нью-Йорке была галерея, которая мною занималась. Мне нравится, когда галереи сами находят общий язык и сотрудничают. Я на это надеюсь. Мне сейчас намного легче, потому что «Д-137» Ольги Кудрявцевой занимается всем.

М. П.: Вам, безусловно, очень повезло. Ольга Кудрявцева – очень умный, тонкий человек, с ней, должно быть, работать очень хорошо.

Г. Г.: Конечно. Мне очень нравится, как меня защищает, охраняет Ольга. Когда она меня представляет, то все иначе. Так легко, воздушно. Я давно работаю с Олесей Туркиной, Катей Андреевой. Но галеристов таких, как Ольга, не было. Многие галереи… я даже не знаю, почему они так называются. Когда рядом с картинами продают матрешек и сувениры, то это неадекватное представление о вещи. Рынка, по-моему, до сих пор в Петербурге нет.

М. П.: А как организована ваша работа с галереями?

Г. Г.: Конкретных контрактов с галереями у меня никогда не было. Я имею в виду контрактов, когда я должен бы был произвести определенное количество произведений за какое-то количество времени, а галерист взял бы на себя обязательство продать их в свои сроки. Это часто практикуется.

М. П.: А это хорошо или плохо?

Г. Г.: Для меня это хорошо. Я давно уже привык к самоорганизации. Я очень не люблю, когда меня подгоняют или что-то требуют от меня.

М. П.: Вы сами чувствуете, когда пришло выставиться?

Г. Г.: Скорее наоборот. Есть предложения сделать выставку, из этого и исходим.

М. П.: А Париж как возник?

Г. Г.: Когда мы ездили в прошлом году на «Арт-Москву», там была парижская галерея Илоны Орел («Orel Art». – Примеч. авт.), которая уже меня знала и хотела меня выставить. Потом она приезжала в Петербург. Я был в Париже несколько раз, но персональных выставок у меня там не было.

М. П.: Что едет во Францию?

Г. Г.: Часть выставки «Д-137» и новые работы из мастерской. Хотя в Париж можно было бы взять что-то из того, что выставлялось раньше, но просто уже нет ничего. У меня много заготовок, очень мало времени, и хотелось бы все в лучшем виде делать. Хочется больше производить шедевров. И все эти выставки – это повод, возможность. Это организовывает и стимулирует. Потому что если нет события, то можно сидеть за столом, разговаривать с утра до вечера и так ничего и не делать. А когда появляется событие, то начинается отсчет времени. Понимаешь, что если не сейчас, то это упущенные возможности.

М. П.: Будет еще выставка в Роттердаме. Вы планируете там другую экспозицию?

Г. Г.: Нет, я хотел бы, чтобы это была какая-то одна цельная, красивая выставка, но есть опасность, что из Парижа работы дальше уже не поедут. Часть работ, выставленных в «Д-137», уже не может поехать, так как они проданы. Приходится дополнять и работать. Выкупленная работа, конечно же, может дальше выставляться, но в случае работы с галереями это теряет всякий смысл. У галерей основная цель коммерческая, продажа. Вот для выставки в музее я всегда могу взять работу из коллекции, коллекционер будет только счастлив выставиться в престижном музее.