Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса - стр. 45

Каким-то непостижимым образом от одного его вида и голоса я обрел удивительное успокоение. Причиной тому послужили не слова элегии, а проявление всеобъемлющего понимания и сочувствия. Их, вероятно, я встретил впервые в жизни.

– Кто это? – спросил я, склонившись к Маргарите, которая обычно знала имена и титулы.

– Томас Мор, – прошептала она, – адвокат.

В тот вечер, собираясь ложиться спать, я чувствовал себя как никогда ослабевшим и усталым. Давно стемнело. Скудный дневной свет уже иссяк, когда мы покинули аббатство.

Возле моей кровати стоял ароматный поссет[16]. Я улыбнулся. О нем, наверное, позаботилась няня Льюк, она по-прежнему не забывала меня, хотя я уже вышел из-под ее опеки. Я взял кубок. Напиток был еще теплым. В нем явственно присутствовали мед, вино и какие-то травы…

Я уснул. И увидел странный сон. Мне приснилось, что я играю в глубине элтамского сада и ко мне идет королева, улыбающаяся и здоровая, как во время нашей последней встречи. Она протянула ко мне руки.

– Ах, Генрих! – воскликнула она. – Я так рада, что вы будете королем!

Она наклонилась, чтобы поцеловать меня. Я вдохнул розовый аромат ее духов.

– И красивым королем! Таким же, как мой отец! У вас родится дочь, вы, следуя его примеру, назовете ее Елизаветой…

Я расправил плечи и по волшебству сна вдруг оказался гораздо выше матери, гораздо старше ее, хотя сама она почти не изменилась.

– Останьтесь со мной, – попросил я.

Но ее фигура начала таять или удаляться… Я не понимал, что происходит. Мой голос сорвался на отчаянный крик:

– Пожалуйста!

Но ее облик уже странным образом изменился, и матушка обрела черты незнакомой женщины с бледным овальным лицом. Я услышал ее шепот:

– Королям надлежит вести себя по-королевски.

Она истерически расхохоталась. А потом исчезла.

Я проснулся с колотящимся сердцем. На мгновение мне показалось, что в спальне кто-то есть. Я отвел в сторону край полога.

Никого и ничего, кроме шести светлых квадратиков, нарисованных лучами лунного света, которые проникали через разделенное рамами окно. Но ощущение того, что мать рядом, сохранилось…

Я опять откинулся на подушки. Неужели она действительно приходила ко мне? Нет. Она умерла. Умерла. Сегодня ее опустили в могилу. Позднее отец воздвигнет на том месте памятник. Так он сказал.

Понимая, что никто не услышит и не остановит меня, я заплакал… С этими слезами закончилось и мое детство.

Очередная перемена в моей жизни совпала с достижением зрелости. И это было весьма кстати.

Покинув Гринвич, мы переехали в шикарный, заново выстроенный отцом Ричмондский дворец, где намеревались провести несколько месяцев, дожидаясь теплых дней и уделяя должное внимание государственным делам. Всякий раз, приезжая в Ричмонд, я замечал нечто новое. Сейчас я увидел отполированные деревянные полы, настеленные по приказу отца. Я счел его решение превосходным. Да и новые стенные панели, скрывшие старомодную и грубую каменную кладку, придавали покоям очень уютный вид. Все это скрасит нам ожидание весны.

Голые ветви деревьев еще коченели на морозе, когда отец вызвал меня к себе в рабочий кабинет – так он называл небольшой, облицованный деревянными панелями альков. Там был и камин, хотя огонь в нем, как обычно, еле тлел. Я всегда потеплее одевался, когда получал сообщение, что король желает видеть меня.