Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса - стр. 121

– Да. Понятно… – прервал я поток его красноречия.

За прошедшие пару лет Екатерина стала относиться к жизни гораздо серьезнее. Хотя Уолси не мог знать о ее тайных мавританских талантах…

– Франция с ее причудливым сочетанием изящества и упадка… Хотелось бы мне узнать, как они сказываются на женской натуре, – медленно произнес я, думая о том, что не познал еще ни одной женщины, кроме Екатерины. – Но я женат и не имею права на развод. Действительно, дочь Фердинанда не виновата в его предательстве. Ее единственной «изменой» является неспособность следовать библейской заповеди: «Оставь мать свою и отца своего». Душой королева по-прежнему в Испании. Но сама она здесь, рядом со мной, и формально хранит мне верность.

– Помимо того, она вынашивает наследника.

– Верно…

Я кивнул, хотя наши будущие дети казались мне обреченными…

– Как бы то ни было, есть много вариантов сближения с Францией, – вернулся Уолси к начатой теме.

Он выглядел взволнованным, глаза его горели.

– Правда. И другие брачные союзы. К примеру, моей сестры Марии и французского короля!

На лице Уолси выразилось волнение, словно мои слова потрясли его до глубины души.

– Ваша милость! – облизнувшись, воскликнул он. – Гениальная мысль!

– Она посетила меня в данное мгновение. Ее послал Господь. – Я говорил совершенно откровенно.

– Значит, мы расторгнем обручение Марии с Карлом Бургундским, – заявил он.

Сестра будет в восторге. Сначала ей не понравилось предложение выйти замуж за племянника Екатерины, юного отпрыска Габсбургов, который был младше Марии на четыре года. Но позднее она прониклась важностью этой помолвки, начала повсюду таскать с собой портрет суженого, вздыхала над ним. Она с радостью оставит эти глупости ради французской короны.

– Стать королевой Франции? Женой престарелого развратника со вставными зубами? Нет, нет, нет! – Мария отбросила подарок его величества: статуэтку Венеры с парящим над ее плечом Купидоном. – Ни за что!

Статуэтка упала, и у амурчика отвалился кончик мраморного носа.

– Милая сестрица, – уговаривал я, – он же король.

– Он отвратителен.

– Вы – королева Франции! Подумайте об этом, моя дорогая, подумайте хорошенько. Вас будут прославлять в песнях и стихах, вы станете первой дамой Европы. Сможете жить, как пожелаете, носить изысканные наряды, драгоценные украшения.

– А по ночам? – прищурилась она. – По ночам я буду за них дорого расплачиваться.

– Что значат пятнадцать минут заурядного долга в сравнении с двенадцатью часами власти и роскоши? – произнес я с самым небрежным видом, промочив горло хересом из дорогого серебряного кубка.

О боже, если Мария не воспримет мой прозрачный намек, мне придется применить силу против любимой сестры.

– Когда вы успели стать таким жестоким? – тихо спросила она. – Я не узнаю моего брата Генриха, вы говорите как чужой, незнакомый мне человек.

Она затронула болезненную тему. Последнее время я чувствовал, как растет во мне жестокость, как она обретает четкие формы, поднимаясь изнутри, точно скала из озерной глади, вытесняя чистую и спокойную воду. Когда с губ моих сорвалось непрошеное слово «развод» и я впервые, хоть и ненадолго, восстал против Екатерины, во мне зародилась безжалостность к людям. Тогда я еще не сознавал, что в моей душе поселился чужак. А потом начал привыкать к нему, к переменам, которые совершались со мной… Королю необходимо быть жестоким… иногда.