Генрих Четвертый и Генрих Пятый глазами Шекспира - стр. 18
ВходятФальстаф, Гедсхил, Бардольф и Пето, за нимиФрансисс бутылками вина.
Фальстаф сперва долго ворчит на общую несправедливость жизни и проклинает всех трусов, утверждая, что во всей Англии осталось только трое порядочных людей, и он, Джон Фальстаф, один из них. Потом начинает обвинять в трусости Генриха и Пойнса, которые вовремя не пришли на помощь во время ограбления. Генрих усиленно делает вид, будто не понимает, в чем дело, и тогда начинается то, ради чего, собственно говоря, все и затевалось: Фальстаф приступает к рассказу.
Оказывается, в ходе разбойного нападения этим утром удалось захватить тысячу фунтов (если помните, вначале речь шла о трехстах марках золотом), но их у Фальстафа отняли: на них, четверых благородных бандитов, напала целая сотня, и Фальстаф добрых два часа сражался «носом к носу с целой дюжиной грабителей». Никогда в жизни ему не доводилось драться так яростно, щит у него пробит, а меч «иззубрен, как ручная пила». После чего призывает в свидетели своих подельников: пусть, мол, сами расскажут, как было дело, если не верите.
Гедсхил и Пето начинают рассказывать и тут же путаются в показаниях: ничего не сходится, то нападавших целая дюжина (а вовсе не сотня, как утверждает Фальстаф), то шестнадцать; то противников связали, то не связали; тех же, кто напал на разбойников, когда они начали делить добычу, было то ли шестеро, то ли семеро… Сам Фальстаф, корректируя показания товарищей по налету, постоянно меняет количество тех, с кем ему пришлось сражаться: начав со ста человек, он быстро съезжает до шестнадцати, но потом поднимает ставку до пятидесяти. Более того, описывая нападение тех, кто отобрал добычу, он идет вразрез с тем, что говорил Гедсхил («человек шесть или семь»), и утверждает, что на них напали двое в клеенчатых плащах, однако уже через три строчки клянется, что бандитов в клеенчатых плащах было четверо, а еще через несколько реплик количество их вырастает до семи, потом до девяти, потом до одиннадцати.
Фальстаф рассказывает историю ночного грабежа.
Художник Henry Courtney Selous, 1860-е.
– Но тут на беду черт принес еще трех паршивых мерзавцев, одетых в зеленое кендальское сукно. Они как нападут на меня с тыла и ну меня теснить. А было так темно, Хел, что и собственной руки не разглядеть.
Принц Генрих цепляется к очередной несостыковке: как же Фальстаф мог разглядеть зеленое сукно, если стояла кромешная тьма? Сэр Джон яростно отвергает обвинения во лжи, и Генрих наконец признается, что видел все собственными глазами. Но Фальстафа голыми руками не возьмешь, он тут же отвечает, что, разумеется, узнал принца в момент нападения, потому и не оказал ему сопротивления, позволив забрать награбленное.
– Как я мог посягнуть на жизнь наследника престола? Разве у меня поднялась бы рука на принца крови?
И чтобы уйти от неприятных выяснений, предлагает веселиться и разыграть экспромтом какую-нибудь комедию.
В этот момент входит хозяйка трактира и сообщает, что у дверей принца спрашивает какой-то знатный придворный, которого прислал сам король Генрих Четвертый. Принц даже и не думает выяснить, что случилось, он просто отправляет Фальстафа с наказом спровадить вельможу. То ли наследник престола уверен, что ничего важного и срочного быть не может, то ли демонстрирует наплевательское отношение к своему венценосному батюшке и к собственным обязанностям принца Уэльского. А может быть, он не считает отца законным королем и не чувствует себя полноправным принцем? Возможно, все эти дворцовые сложности и политические игрища в его глазах – всего лишь пустая забава, комедия на подмостках? Если так, то вполне понятно, что он и ведет себя не как принц крови, а как самый обычный юноша без привилегий и обязанностей. Однако же вспомним его монолог из первого акта: Генрих все-таки уверен, что рано или поздно станет королем, и вот тогда… Значит, понимает, что все всерьез и надолго.