Генеральские игры - стр. 24
– Теперь поговорим. Буду задавать вопросы, не финти. Отвечай точно.
– Ты кто? – Бабая вдруг заинтересовало, в чьи руки он попал. Ждать откровенного ответа не приходилось, но время такой разговор затягивал.
– А я, козел, друг того, кого вы убили.
– Мент?! – Бабай в ужасе вытаращил глаза.
– Кончили. Здесь спрашиваю я. Будешь молчать, полетишь вниз вольной птицей. Тебе самому решать – соколом или вороной.
Как ни странно, но Бабай, оценив обстановку, решил, что мент не станет преступать закон. Его действия обусловлены рефлексами послушания, живущими в каждом, кто носит форму. Бабай даже представить не мог, что в новых условиях рефлексы менялись и личная ненависть стража правопорядка способна попрать нормы закона.
У людей, присвоивших себе право казнить и миловать по принципу «как левая нога захочет», атрофируется чувство ответственности. На первых порах, пустив нож или пистолет в дело, они ещё побаиваются, как бы не сесть по статье. Но два-три безнаказанных преступления вселяют в них уверенность в неуязвимости. Им начинает казаться, что все должны бояться их, и, лежа на спине со скованными руками, Бабай все ещё не мог поверить, что какой-то тип в дешевой белой кепочке с зеленой надписью «Лотто» на высокой тулье может ему что-то сделать. На то, чтобы покуражиться, ему духу хватит, но чтобы пришить… нет, такое фраерам не по плечу. Особенно если разъяснить, что хевра, узнав о попытке качать права над её членом, перероет весь город, и найдет гаденыша, и порежет на длинные узкие ленты, чтобы неповадно было ему и всем остальным пасть разевать на тех, кто входит в стаю братвы.
– Давай, убивай!
Лунев прекрасно понимал, о чем думал Бабай, произнося свои последние слова.
– Учти, поганец, ты сам попросил. И зря. К чужим просьбам я отношусь чутко.
Лунев отцепил цепь от крюка лебедки. Затем размахнулся и пнул Бабая в бок, но не носком, а по-футбольному – щечкой ботинка. Это сдвинуло легкое тело на полметра к месту, где обрывалась площадка пятого этажа. И тут к Бабаю пришло осознание страшной истины – теперь с ним уже не блефуют. Бросило в жар.
– Не надо! – Бабай уже не кричал, а хрипел.
– Это чой-то? – спросил Лунев. – Даже очень надо. Сейчас ты у меня войдешь в невесомость.
– Что вы делаете?!
– Ой, он уже на «вы» перешел. – Лунев посмотрел на Бабая с улыбкой. – Случается такое, а?
– Что вы де-ла-е-те?!
– Да вот, дружок, хотел тебя спихнуть. И представил, что ты в полете наложишь в штаны. Такой крутой и весь в дерьме. Верно?
Лунев замахнулся для очередного пинка. Бабай понял: это конец. Он дернулся, как червяк, которого потрогали палкой.
– Фу! – сказал Лунев с отвращением. – Уже обделался…
– Нет, – заорал Бабай, – все скажу. Спрашивай.
– Кто был в компании, когда вы убили капитана Прахова?
– Мы не знали, что это капитан! Клянусь, паддой буду!
– А некапитанов убивать можно? Просто так, не понравился – и готов?
– Я его не убивал, клянусь…
– Кончай, Бабай, имел я твои клятвы. Кто его душил, кто резал? Быстро!
– Удавку набросил Шуба. Заточкой кольнул Гоша.
– Кто такой Шуба?
– Аллигатор. Ко всему эмигрант.
– Бабай, оставь феню, я её не люблю. Говори по-русски. Значит, Шуба беглый уголовник?
– Да, очень крутой. Псих. На игле он.
– На кого тянет помочи?
– Командир! – Бабай захныкал. – Скажу – мне доска.