Размер шрифта
-
+

Генерал Снесарев на полях войны и мира - стр. 32

В июле 1899 года в доме Зайцева останавливается, однажды уже гостеприимно принятый здесь, Свен Гедин, великий швед, великий путешественник, великий авантюрист, который проживёт долгую жизнь, пройдёт тысячи километров по пескам и горам, напишет восемьдесят книг и восемьдесят тысяч писем, которого будут принимать императоры и короли, президенты и премьеры, полководцы и художественные знаменитости самых великих держав. Пути Снесарева и Гедина на короткий день и на всю жизнь пересекутся, но об этом – особый рассказ. Чуть позже.

Дочке Зайцева Жене четырнадцать лет. Она живёт то в Оше, то с недавних пор в Оренбурге, где учится в институте, во всех смыслах далёком от отцовской службы. Прекрасная девочка, хрупкая отроковица, великолепно играющая на пианино, – откуда оно на «крыше мира», в заоблачных горах? Снесарев под аккомпанемент юной Жени пел на краю света и был счастлив так, словно вся будущая его жизнь вдруг открылась ему именно такою, какою он хотел её видеть. Хотя ждала его впереди полная неизвестность.

2

Итак, Снесарев – «гость Великобритании на всей территории Индии». В этом официальном заявлении-приглашении очевидна явная географическая бессмыслица и дипломатическая бестактность, но Англия давно уже считала Индию продолжением своего острова, своей собственностью, и весь мир вынужден был считаться с этим.

Снесареву и Полозову начальный отрезок пути по сложнейшему горному маршруту из Средней Азии в Индию предписано было пройти разными дорогами, и эти, с позволения сказать, дороги могли стать роковыми, гибельными ежедневно, ежечасно. Снесарев «прорезывает» Памир с севера на юг, однако уместно ли слово «прорезывает» по отношению к человеку, который всего лишь песчинка в этих прадревних величавых горах? Но слово – снесаревское. В одном из писем младшей и духовно близкой сестре Кае (Клавдии Снесаревой, в замужестве Комаровой) он, уже завершая памирский отрезок пути, скажет: «Почти оканчиваю прорезывание Памира с севера на юг, и самому интересно обернуться (по карте) на пройденный путь – верхом и по таким высотам, которых в мире больше нет (разве Тибетские)…»

Грандиозные хребты, нелюдимые отроги и каменные цепи вершин и пиков, обледенелых и недоступных, узкие козьи тропы, то и дело перехваченные камнепадами («по какой круче и камням приходится идти, лошади портят себе ноги…»), глубочайшие пропасти, на дне которых – нерукотворные кладбища людей и коней, однажды сорвавшихся с немыслимой крутизны. Многосаженной толщи ледники – исполинские сгустки стужи. Если солнце – жара тропическая, если уходит солнце – без тулупа не выдержать и часа: словно насквозь пронизывает ледяная стужа. Облака где-то далеко внизу, поднимаются к заснеженным тропам и застят даже малую видимость. Обычная высота, по которой змеятся тропы, три-четыре версты, местами и более.

Поистине «крыша мира». Это – вечное. А временное – именно здесь сходятся границы и интересы трёх великих территориями и населением империй: Российской, Британской, Китайской. Где-то в Санкт-Петербурге, Лондоне, Пекине политические и военные умы разрабатывают планы, как покрепче утвердиться на «крыше мира», откуда не только далеко видно, но и можно грозить любой из империй. И потому в этих суровых, бедных, малолюдных и опасных местах всё чаще появляются путешественники, они же дипломаты, они же разведчики.

Страница 32