– Ну полно вам яриться, Василий Иваныч. Может, он развелся уже давным-давно. Вот лучше гляньте, какой про осень стишок. Очень неплохой, на мой взгляд. Подправить только чуть-чуть в одном месте – и прямо настоящие стихи!
* * *
Канареечный ясень, малиновый клен,
хриплый жар неокрепшего гриппа,
и ко Дню Конституции сотни знамен,
и уже обгоревшая липа.
На бульваре, где все еще зелен газон,
никого, только каменный маршал.
И обложен, как горло, пустой небосклон.
Боль все глуше, а совесть все старше.
Это все – Конституция, боль и бульвар,
Клен, да липа, да маршал незрячий,
жар гриппозный и слезный, бесхозный мой дар –
ничего ровным счетом не значат.
– Ну и чего хорошего? Галиматья же форменная! Можешь ты мне объяснить вразумительно?
– Нет.
ДЕКАБРЬ
Отшелушилась охра и опала.
Белилам цинковым доверившись, пейзаж
Замызган и затерт. Лишь свет полуподвальный,
Чердачный колотун, наждачный говор наш.
И гарью стылою, бесстыжею, венозной,
Вороньей сажею мы дышим и поем.
– Гарь-то почему венозная? А, умник?
– Да не знаю я, мне это вообще не нравится. Да, может, просто для рифмы.
Ну так и есть!
В кровь обдирая рот, христосуясь с морозной
Стальной неправдою, петровым топором.
– М-да. Отказать категорически… А вот, Василий Иваныч, по вашей части стишки.
СЛОВО О ПОЛКУ Н-СКОМ
В кирзе чугунной воин запечен.
Для запаха добавлены портянки.
Плац чист, как помышленья пуританки,
И, как вакханки похоть, раскален.
И по ранжиру выстроенный взвод
Похож на диаграмму возрастанья
Сознания и благосостоянья,
Которому подвержен наш народ.
Ласкает взгляд прекрасный внешний вид –
Петлички, бляхи, сапоги и лычки.
Взвод получил за экстерьер «отлично»,
И замполит бойцов благодарит.
– При чем замполит-то? Какое ему до строевого смотра дело? Опять для рифмы?
– Не исключено.
Ночи чифирь просветлел
От лимонного сока луны.
Запах портянок уныл.
Телу постыла постель.
Выдь в самоволку. Урчит
Среднеазийская глушь.
Лишь часовой на углу,
Тушью начертан, торчит.
Озеро. Небо. Земля.
Паховая теплынь.
Тело намылилось плыть.
Слышится шаг патруля.
– Что это за «выть»?
– Ну как у Некрасова – «Выдь на Волгу, чей стон раздается…».
– Тоже мне Некрасов нашелся… А портянки стирать надо почаще, а то запах ему уныл. Не мне ты попался, сучонок!
И Бочажок мечтательно вздохнул.
Личный состав на просмотре кино.
Жаркое небо дивится в окно
На уставную заправку постелей.
Тихо кемарит дневальный без дела.
Он худосочен и стрижен под нуль
И под восьмерку ремень затянул.
В ленинской комнате сонная тень,
Стенды суровые смотрят со стен.
Маршал крепить и беречь призывает.
Кто-то в курилке гитару терзает.
Рыжий ефрейтор грустит над письмом.
Любка-дешевка забыла о нем.
Я помяну добром казенный дом,
И хлопоты фальшивые, и дам
Из шулерской колоды сновидений
За то, что был я молод, и за то,
Что на разводе духовой оркестр
На фоне непомерного заката
Ни в склад, ни в лад прощался со славянкой.
Ну и за то уж, кстати, что славянка
Меня не дождалась… Еще за то,
Что утром благовония лились
Из розовой степи. И я зубрил
Законы злобы и стихосложенья.
На месте генерала я бы не преминул съязвить, что злобности-то автор, видать, обучился, а вот стихосложению что-то не очень, на троечку с минусом.
Но Василий Иванович сам был уже чересчур озлоблен, чтобы шутки шутить!
Казенный дом! Это он армию с тюрьмой, что ли, сравнивает?!
