Генерал Абакумов. Палач или жертва? - стр. 5

Все, что случилось со мной, не ново. Но поражает незамаскированность подлости и та халтурность в исполнении, какой раньше не было. Уверенные в себе, в своей необходимости, сатрапы окончательно разнуздались. Я бессилен против них. Московский СП отдан на откуп Ильину, его даже не пытаются “поправить”. Безнаказанность и безответственность входят в условия игры, иначе он “не ручается”. Какой поразительный человеческий, вернее, античеловеческий тип создала эпоха! Эти гады налиты враньем, как гостиничные клопы – кровью. Умение врать более ценимо в ответственном работнике, чем организаторские и другие качества. Нет, не умение врать, а готовность к безудержному, беспардонному вранью. И тут Верченко выше Ильина, потому что врет, не заботясь о мелком правдоподобии. И что противопоставить всему этому? Если б можно было подавить в себе “любовь к пространству”. Как бы нахаркал я им всем в гнусные рыла! А для чего? Ведь это их не заденет. Взять их можно только страхом, а так, хоть сцы в глаза, все Божья роса. Грустно, грустно…»

Владимир Николаевич Войнович, член Союза писателей с 1962 года, с Ильиным сталкивался множество раз. Например, в «Иванькиаде» (или рассказе о вселении писателя Войновича в новую квартиру) он весьма интересно описывает образ Виктора Николаевича, опять-таки как секретаря Московского отделения Союза писателей по организационным вопросам:

– Я с писателями работаю с двадцать четвертого года, – говорит он.

Теперь, как большинство работников карательных служб, сентиментален.

– Вы слышали: умер Игорь Чекин, мой ровесник. Подходит очередь нашего поколения. Как сказал Олеша: снаряды рвутся где-то рядом. – И за стеклами очков в золотой оправе скупая мужская слеза…

– Вот если бы вы были честным человеком, вы сказали бы, кто дал подписать это письмо. – Но тут же и отступает: – Нет, я на этом не настаиваю. – А немного погодя и совсем наоборот: – Обратите внимание, я не спрашиваю, кто дал подписать вам это письмо.

Однажды, подыгрывая ему, я сказал:

– Виктор Николаевич, но ведь вы в свое время тоже не поверили в виновность какого-то человека и даже пострадали за него.

– Так это же был мой друг, – сказал он взволнованно. – Я его хорошо знал.

С теми, кого знал недостаточно хорошо, он поступал иначе…

– Я всегда был верен партии, таким и сдохну, – это его слова.

Его представления о литературе вполне примитивны, но он себя и не выдает за знатока. А вот уж что касается следственной части, тут он профессионал (и, думаю, это самый большой комплимент, который он хотел бы услышать). К своим следственным обязанностям он относится отнюдь не формально. Он думает, изобретает, как бы похитрее заманить вас в ловушку, подставить под удар, использовать вашу ошибку. Он играет с вами, как сытый кот с мышью, когда не только результат, но и процесс игры важен. При этом он может не испытывать к вам никакой вражды или может даже симпатизировать вам, это не имеет никакого значения и никак не отражается на его действиях по отношению к вам. У него есть свои достоинства. Вы можете на него накричать, он не обидится (хотя в интересах дела может сделать вид, что обиделся), вы можете ему льстить, он не поверит. Он еще немножко актер, и его отношение к вам в данный момент ничего не значит. И если он проходит мимо вас не здороваясь или, наоборот, кидается в объятия, не обращайте внимания, просто он хочет произвести на вас определенное впечатление. На самом деле, не здороваясь, он на вас не сердится, а обнимая, он вас не любит.