Размер шрифта
-
+
Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология (сборник) - стр. 17
Рот любимой моей извивался от яда.
Я учился, и я научился
терпеть ее боль
до
того,
что припомнил себя обитателем этого Сада:
…яблоко
было в руке у любимой.
Сметенные тени всех этих
тоже бывших деревьев Эдема
стояли,
и снег в волосах их не таял.
Вот как было зимою.
Задолго до наших соцветий.
Телец, словно падаль, лежал на боку в плоскогорьях Китая.
X
Упражнения
в пении мимо
и есть пантомима.
У любимой моей
– яблоко —
было в руке у любимой.
Сердцевину ел змей.
Я:
мои расползлись насекомые ноты.
Так стояла она средь одетых,
что
ты…
О, любовь моя, кто ты,
если плод устыдился ладони твоей наготы?!
Пантомима:
свидетели – мимо.
Все свидетели немы.
Только слепой и поет.
Тень плыла по лицу у любимой,
когда я гляделся в нее!
…За рамою зеркала стены.
И,
может статься
смысл имеют ужимки
в лоб
перед пустою стеной.
Сумасшедший танцор,
о танцор,
сколько нас с ощущением темы для танца
в голос пробуют, бедный,
и
тянется, тянет за мной!
Только мой мотылек скоро крылья распустит.
И
тогда
– по порогам, и через порог! —
так
устами реки!
Через дамбы,
плотины
– до устья! —
к побережью!
До уровня серого моря!
…И
с красной строки.
И танцует змея о любви.
Вкуса не перепутать.
Солоно на прокушенной с яблоком вместе губе —
так находит поэзия
в проклятых «словно», «так как» и «как будто» —
умноженье себя
и подобье себе.
XI
…как вода меж растений она прилегла,
как вода,
и прижалась спиною
к земле.
А когда прекратились сердца
– яблоко прокатилось по горлу —
и
надо мною
взошла
опененная морда
Тельца!
XII
Очевидно —
в вишневой крови моей переизбыток азота.
Не ко времени цвесть
зацвел тамариск.
И
раскрытая кровь
– сквозь бинты горизонта —
сочится из раны зари.
Лет моих временных прекращается повесть.
Четвертичный период.
И
криво
кириллицей через страницу и за:
уходите, Свидетель по делу Мадонны Марии.
Вишневая кровь твоя.
Каменный уголь в глазах.
…мимо тянут повозку волы.
По августейшей дороге
манером обычным
наместника
колесница катится, кренясь.
Безмятежно немые как бабы стоят изваяния бычьи,
в плоть врастая земли
и
землей становясь.
XIII
Льет по стертым щекам. Ледниковое время.
Свидетель!
Утро. Рано. Россия.
Каменноугольный сад.
Синий, вечный огонь.
Слушайте, уходите, Свидетель.
От небес отмахнитесь: спасибо! —
вашей тонкой рукою.
И
небо посмотрит вдогон.
Стихи на случай. Дружеские послания. Шуточные стихотворения
Журнал
В полдневный жар супруги Воронели
(На самом деле все у них как у людей),
Разгорячась, на солнышке сидели,
Ища друг дружке в голове идей,
Поскольку мало есть идей хороших…
– Журнал! – воскликнул Воронель.
– Журнальчик! – радостно захлопала в ладоши
И заскакала непосредственно Нинель.
И вышел номер. Проза – просто Мерас,
Поэзия – с рук Дины Гарнизон.
И драма – о несоответствии размеров
Двух обаятельных, но эрогенных зон.
Потом – дискуссия под руководством старших:
«Йеш трепет или трепет больше эйн?» —
О чем допрос неоднократно трепетавших
Герштейн Ларисы и Наташи Рубинштейн.
Под рубрикой: «Русеют ли евреи?» —
Орлов, Герасимов, б. Сидоров и К°.
«Евреи с точки зренья архиерея» —
Загоскин, Юрьев и отец Дудко.
«Есть ли еврейство?» (круглый стол, закуски
Решили есть, но – пропустив стакан,
Три доктора-гурмана – д-р Агурский,
Любошиц-доктор, Юлий Нудельман).
Полемика: «Еврей – он друг террора?» —
Похожая на слет военспецов:
Пилот Э. Дымшиц, штурман – Дора,
А бортрадист – геноссе Кузнецов.
«Антисемит – антигерой антиромана
Страница 17