Гедда Габлер (пьесы) - стр. 36

Г о л о с а с о в с е х с т о р о н (кричат). Ни слова о курорте! Не желаем о нем слушать! Не говорите о нем!

Д о к т о р С т о к м а н. Я уже сказал, что буду говорить об открытии, серьезнейшем открытии, которое сделал в последние дни – я открыл, что все источники нашей духовной жизни отравлены, а наше гражданское общество строится на лжи, этой моровой язве.

О т о р о п е л ы е г о л о с а (вполголоса). Чего он говорит?

Ф о г т. Инсинуация!

А с л а к с е н (хватается за колокольчик). Докладчик призывается к умеренности!

Д о к т о р С т о к м а н. Я любил свой город так высоко и сильно, как можно любить только отчий дом. Я уехал отсюда, едва повзрослев, и расстояние, разлука и воспоминания придали в моих глазах еще больше красоты и городу, и людям.

Жидкие аплодисменты и возгласы поддержки.

В чудовищном захолустье на крайнем севере я прозябал много лет. Встречаясь с живущими там людьми, рассеянными меж каменными осыпями несчастными созданиями, я не раз и не два думал: этим убогим было бы куда больше пользы от ветеринара, чем от меня.

Шепот в зале.

Б и л л и н г (откладывает ручку). Не-ет, ну такого я еще не слышал, убей бог!

Х о в с т а д. Это неуважение и поношение простого народа!

Д о к т о р С т о к м а н. Погодите… Я думаю, никто не может обвинить меня в том, что в дальних краях я забыл родной город. Как птица на гнезде высиживает яйца, так и я выпестовал план – план строительства курорта в нашем городе.

Аплодисменты и возгласы.

И когда судьба, наконец-то, смилостивилась и благосклонно позволила мне вернуться домой, мне казалось, что больше и желать нечего. Дорогие сограждане, у меня была только одна мечта: неутомимо, энергично работать во славу нашего города и общества.

Ф о г т (ни к кому не обращаясь). Хотя весьма странным образом…

Д о к т о р С т о к м а н. И я жил, ослепленный радостью, и нежился в этой слепоте. Но вчера утром – простите, точнее, позавчера вечером, – я духовно прозрел, глаза мои широко открылись, и первое, что я увидел, – безмерную глупость властей.

Ф о г т. Господин председатель!

А с л а к с е н (звонит). Властью, данной мне…

Д о к т о р С т о к м а н. Не цепляйтесь к словам, господин Аслаксен, это мелочно. Я просто хотел сказать, что осознал, какое беспримерное свинство учинили отцы города со строительством курорта. Начальников я на дух не выношу, навидался на своем веку. От них один урон, они топчутся, как козлы среди свежих ростков. Им непременно надо преградить дорогу свободному человеку, куда бы он ни повернулся и ни тыркнулся. Конечно, я хотел бы увидеть, как их изведут, точно прочую вредную живность.

Волнение в зале.

Ф о г т. Господин председатель, разве такие выражения допустимы?

А с л а к с е н (звонит в колокольчик). Господин доктор!

Д о к т о р С т о к м а н. У меня не укладывается в голове, что я непредвзято увидел этих господ только сейчас, ведь здесь, в городе, у меня перед глазами, можно сказать, ежедневно был ходячий пример… мой родной брат Петер… тяжелый на подъем тугодум, закосневший в предрассудках.

Смех, свист, шум. Катрина Стокман выразительно кашляет. Аслаксен отчаянно гремит колокольчиком.

П ь я н ы й (снова вернувшийся в зал). Это вы что ль про меня? Ну да, меня Петерсоном звать, но какого дьявола гонять меня…

С е р д и т ы е г о л о с а. Выведите пьяного! Взашей его!