Где валяются поцелуи. Париж - стр. 9
– Только не включай гида, пожалуйста.
– Устала?
– Я люблю бульвары, только не в горку. Очень трудно наслаждаться видами, когда ползешь в гору, да и вообще наслаждаться.
– Машина – мой любимый транспорт. Хотя со своей я рассталась.
– Неужели моя была лучше остальных?
– Нет, был еще один… «Фольксваген», один «Мерседес», даже «Порше», – назвала наугад марки машин, которыми грезил в свое время ее муж, Фортуна. Она снова оказалась под дождем: «Куда вас подбросить? – остановилось возле нее такси. – Не важно. Чтобы полетела». После этих слов трапеция двери вновь встроилась в кузов авто, оставив ее, Фортуну, под дождем.
– Ей хотелось все бросить и улететь, – произнесла она вслух.
– Кому? – не понял Павел.
– Руке. Вчера в парке она так и сделала.
– Кто?
– Моя рука. Она так и сделала, но улетел он – шарик.
«Какой шарик? Может, она имеет в виду голову? Может, у нее вчера сорвало крышу?» – думал про себя Павел, настороженно глядя на ночную гостью.
– Прежде чем бросать, надо определиться, кто из вас легче, кто из вас воздушный.
– А шарик откуда?
«Похоже, речь о каком-то мужике. Видимо, разругалась вчера. Зачем я только остановился? Романтики захотелось. Теперь она начнет названивать своему. Потом они помирятся, придется везти ее домой. А может быть, поссорятся в пух и прах, так что тот приедет за ней сам. Начнет ревностно выяснять руками, кто я такой. Потом накинется на нее. Она, защищаясь, начнет палить почем зря из своей пушки…»
– Подарили на входе в парк, – оборвала цепочку его опасений Фортуна.
– Все как в отношениях. Удача осталась на обочине, – посмотрел на свой кофе Павел.
– Нет, на обочине осталась я.
– Вы всегда такая странная? – оставил Павел кофе, пытаясь сосредоточиться на доказательстве возникшей из ниоткуда теоремы.
– Нет, только под дождем с незнакомыми людьми. Моя странность – это защита.
– Я бы назвал это теоремой, которую надо доказать. Это профессиональное.
– Или Джокондой, которую надо украсть. Это от Маяковского.
– Хорошо, диковинкой – устроит? – подлил еще кофе Фортуне Павел.
– Дикостью – это правильное название. Как корабль назовешь… – стала она толкать по чашке несколько пузырьков, пока те не лопнули.
– Имя решает все.
– Я вот тоже сначала хотела свое поменять. Думала, вот стукнет 16 – обязательно поменяю.
– А чем вам оно не угодило? Не везло?
– Просто странное.
– Диковинное, – радовался чему-то Павел. «Зря кипишился, с головой у нее все в порядке».
– Может, мороженого? – не дожидаясь ответа, Пьер уже заказал два у продавца, который ловко надувал при помощи круглой железной ложки маленькие шары холодного счастья и прикреплял их к вафельным рожкам.
– Вкусное, а главное холодное, – облизывала свой малиновый шарик Катя.
– Идем на спуск, дальше площадь Пигаль, – неловко махнул рукой Пьер. Его мороженый шарик улетел в кусты. Пьер недоуменно заглянул вовнутрь пустого рожка.
– А почему Пигаль? – протянула ему свой шарик Катя.
– По фамилии скульптора, – укусил он его нарочито жадно.
– Как скучно, – держала она строго линию цинизма, пытаясь довести его до крайней точки, чтобы, если что, можно было бы с чистой совестью вернуться назад, на Родину, с вердиктом: «Не получилось. Разные менталитеты».
– Вуаля! Площадь Пигаль – центр всего этого безобразия.
– Пигалица, – выкинула, как исчезнувшую иллюзию, бумажку от мороженого Катя.