Где находится край света - стр. 3
– Мама, а я красивая?
– Кто? Ты?! Ой, не могу! Уши – вареники, нос-вздрючок, глазки змеиные! Ты в зеркало на себя посмотри!
Бабушка утешала рыдающую внучку:
– Ты у нас красавица, Машуня! Вырастешь – и влюбится в тебя прекрасный юноша, и увезет далеко-далеко…
– На край света?
– Именно туда. И будете вы жить долго и счастливо.
– Тридцать лет и три года?
– Тридцать лет и три года. А может, и больше.
– Ты правда думаешь, что я красивая? – доверчиво прошептала Машка.
– Вы все красивые, девочки мои золотые. А Антонина… злая она, потому что любви в ней нет, не умеет она любить. Не сердись, просто пожалей ее.
– Но Веру она ведь любит! А нас с Лелей и Ниной нет!
– Верочка просто похожа на нее больше всех. Ты поверь, Машенька: скупцу хуже, чем тем, кому он не дает, это изнутри ест.
– Бабушка, а Бог есть?
– Бог в душе у каждого, детка.
– Тогда почему одних он делает добрыми, а других злыми? Почему есть хорошее и плохое?
– А как бы ты узнала, что человек добрый, если бы не видела злых? – хитро улыбнулась Евдокия. – Рано тебе еще об этом, всему свое время, давай-ка лучше книжку почитаем…
Она тогда многого не поняла, скорее, почувствовала, о чем говорила бабушка, и успокоилась. Но веру в свою привлекательность потеряла надолго.
Судя по веселым голосам, разносящимся из гостиной, в гостях у матушки была подруга Женечка, кокетливая старая дева. В юности она пережила несчастную любовь с непременными надрывом, коварством и обманом, после которой глубоко разочаровалась во всех лицах мужеска полу, а когда боль разочарования отпустила, свободных лиц не осталось, всех разобрали. И тут, на Женино счастье, познакомилась она со Стефаном Шрейгером, австрийским военнопленным, и преисполнилась жалости, увидев, в каких условиях содержится бедный юноша. И, конечно, принялась его опекать: то посылочку передаст, то деньжат подкинет. Правда, материнские чувства очень скоро трансформировались в иные, не менее нежные. Добрая фея частенько посещала своего подопечного в лагере для военнопленных, а когда его отпускали, и у себя принимала. Она просила почаще писать ей, ибо очень волновалась, зная о скудном пайке и спартанских условиях содержания. К тому же, это было так романтично – хранить в перламутровой шкатулке стопку писем, перевязанную розовой атласной лентой!
– Тоня, ты только послушай это послание: «Дорогой мадам Евгения…»
– Ой, уморила! Дорогой мадам Евгения! Ну, Стефан!
– Ну хватит тебе! Видишь же, человек старается, порусски пишет! Слушай дальше… «Дорогой мадам Евгения! Душевно Вам признателен за бандероль, в который были горячие носки и перчатки, что Вы вязали вашими прекрасными руками. Также я очень обрадовался цукеру и конфетам. Нас кормят хорошо: сегодня на обед давали зуп гороховый и звеклу душеную…»
– Все, все, пощади, не могу больше! – Антонина попеременно то всплескивала ухоженными ручками, то вытирала слезы, выступившие от безудержного смеха. – Горячие носки!.. Это же надо! Зуп гороховый, звекла душеная! Это, надо понимать, свекла тушеная? Ты бы своего Шрейгера хоть подучила!
– Между прочим, он фон Шрейгер на самом деле! Аристократ! – обиделась Женечка. – Ты бы по-немецки и так не написала!
– Все, все, не сердись! Лучше вот послушай, что мне Алексей Игнатьевич прислал: «Душевный друг мой Антонина Семеновна! Невозможно боле терпеть эти мучения. Ваза разбита, двери Вашего дома для меня навсегда закрыты».