Где Цезарь кровью истекал (сборник) - стр. 28

Хотите – верьте, хотите – нет, но она уже сидела за дальним столиком около полотняной стены. Скрывая удивление, я с важным видом направился к ней по посыпанному опилками полу. На ней был светло-коричневый трикотажный костюмчик, синий шарф и маленькая синяя шляпка. Среди упитанных сельских жителей она выглядела как антилопа в стаде гернсейских коров. Я сел напротив и высказал ей это сравнение. Она зевнула и заявила, что, насколько представляет себе антилопьи ноги, это не самый лучший комплимент. Еще до того, как я смог придумать достойный ответ, нас прервала методистка в белом фартуке, которая желала знать, что́ мы будем есть.

– Два куриных фрикасе с клецками, – заказала Лили.

– Подождите, – запротестовал я, – здесь написано, что у них есть говядина, запеченная в горшочках, и еще…

– Нет. – Лили была непреклонна. – Фрикасе с клецками здесь готовит миссис Миллер. Муж четыре раза бросал ее из-за скверного характера и четыре раза возвращался из-за ее кулинарных способностей. Это рассказал мне Джимми Пратт.

Официантка отправилась выполнять заказ. Лили улыбнулась и заметила:

– Я пришла сюда главным образом ради того, чтобы посмотреть, как вы удивитесь. А вы вовсе не удивились и начали сравнивать мои ноги с антилопьими.

Я пожал плечами:

– Придирайтесь, придирайтесь. Признаюсь, мне приятно, что вы пришли. Иначе как бы я узнал об этом фрикасе? А вот о ногах вы зря. Ваши ножки необычайно хороши, и мы оба это знаем. Ноги даны женщине для того, чтобы на них ходить или чтобы ими любовались, но не обсуждали их, особенно в методистской твердыне. Вы, кстати, католичка? Знаете, в чем разница между католиком и рекой, текущей в гору?

Она не знала – я рассказал, и мы разговорились. Принесли фрикасе, и первый же кусок заставил меня задуматься, насколько же мерзок характер миссис Миллер, если муж пытался ее покинуть. Мне пришла в голову одна мысль, и когда через несколько минут я заметил, как в палатку вошли Вульф и Чарльз Э. Шэнкс и устроились за столиком в стороне от нас, я извинился, подошел к ним и порекомендовал заказать фрикасе. Вульф с серьезным видом кивнул.

Лили спросила, когда я уезжаю в Нью-Йорк. Я ответил, что мы уедем либо в среду вечером, либо в четверг утром – в зависимости от того, когда судьи конкурса орхидей огласят свое решение.

– Само собой, мы встретимся в Нью-Йорке, – заявила она.

– Да? – Я подобрал остатки риса. – А зачем?

– Просто так. Но я уверена, что мы увидимся. Если бы я вас не заинтересовала, вы не вели бы себя так грубо. А я заинтересовалась вами еще до того, как увидела ваше лицо. Это было, когда вы шли через загон. У вас такая походка. Ну, я не знаю…

– Вы хотите сказать – своеобразная? Может быть, вы заметили, что и через забор я перелез весьма своеобразно, когда бежал от быка? Кстати о быках: как я понимаю, пир отменяется?

– Да. – Она содрогнулась. – Конечно. Когда я ехала сюда, у загона толпились зеваки. Там, где стояла ваша машина… где мы встретились вчера вечером. Они бы залезли в загон и расползлись повсюду, если бы там не дежурил полицейский. Я не могу тут больше оставаться. Сегодня же уеду домой.

– А бык еще в загоне?

– Да, в дальнем конце. Где Макмиллан привязал его. – Лили поежилась. – Я никогда не видела такого, как вчера… Чуть сознание не потеряла. Зачем они задают все эти вопросы? Почему хотят знать, была ли я с вами? Какое это имеет отношение к тому, что бык забодал Клайда?