Гарь - стр. 4
– Профессор! Завтракать? – глаза пугливо разглядывали проулки за спиной гостя – Мы готовить в одиннадцать.
– Ничего, я пока чая выпью. Пустишь?
За ярким столиком вьетнамского кафе с играющими в одном из углов детьми пришло, наконец, небольшое облегчение. Щебетание малышей рождало теплые образы юности, ежегодных студенческих каникул в Ханое у отца, который лет пять руководил разными инженерными проектами.
Теперь можно было собраться с мыслями, сосредоточиться. Индриков умылся, нормально причесал всклоченные волосы на висках и затылке, затер на рукаве курки свежее пыльное пятно. Черт возьми, подумал он, прибавлю я за сегодня седины.
Резервный контакт с ответом тоже не спешил, и в ожидании чая профессор, чтобы немного перезагрузиться, пообщался с Ван Донг. Говорили о бизнесе, о жизни закрытого рынка, о поставках продуктов. Забавно, но в возбужденном состоянии вьетнамский давался куда свободнее, чем обычно. Видимо нейронка отрабатывала лингвистику на адреналине. Мелькнула вдруг и хорошая идея:
– Ван, а племянники еще держат охранный бизнес на «Садоводе»?
– Так точно. Держат – в голосе вьетнамца отозвалась гордость – На Садовод держат. На Люблино – рынок – тоже держат.
– И почем сейчас сутки с охраной?
– Нужно знать… Узнавать. Для профессора?
– Да – Индриков поправил усы – На «Садоводе». Три ночи, пару бойцов. Еще машина понадобится с водителем.
– Сделаю тогда.
При мысли, что можно ведь, и правда, залечь в Москве, в самом этническом нутре, где хрен кто найдет, стало еще легче. Даже охватил восторг от такого бойцовского варианта.
Раскладов по позициям гильдии среди мигрантов Индриков достоверно не знал, но догадывался, что если таковые и есть, то в среднеазиатских диаспорах. Еще исторические связи. Так что пробиться через «Садовод» маратовским хозяевам будет не очень просто, а вьетнамцы его просто так не выдадут. Хотя, понятно, тут пятьдесят на пятьдесят.
Главной задачей, впрочем, было понять сейчас тактику Марата, его мотивы. От этого зависело, на что вообще рассчитывать. Возможно, Марат и не рассказал гильдии о вчерашней встрече, не хочет расправы над ним. Может, подонок боится за себя – подставился по глупости, когда всего-то нужно было добраться до нужного адреса. А, может, и за отца боится. Может, намерен что-то узнать. Зачем он вообще приехал в Москву, зачем так рискует? Проблема в том, что Индриков планы Марата понимал интуитивно. Сначала по анонимной наводке почитал его эссе по экономической теории. Под псевдонимом, в карикатурном либертарианском журнале «Anarchie du marché». Узнаваемые по стилю опусы внушали опасения за психическое здоровье автора. Марат рассуждал о «конце экономики», о «мире свободного от людей рынка», «инфляции гуманизма» и прочей ереси.
Нет, требовалось все-таки подать водки. Застенчивая вьетнамка поставила на стол острую капусту, лягушачьи ножки в панировке и штоф змеиной настойки, и, как только ушла, Индриков спохватился, что налички-то у него нет, а светить старую симку с привязанными картами теперь опасно. Но ничего. В последний раз отдохнуть можно и за счет заведения, а если сегодня повезет, долг и отдавать не придется – такой обед, прощальный, перед роковым событием называют «угощение судьбы», ханойская примета.
Выпив несколько рюмок, профессор совсем отошел от волнительного озноба. Он вспомнил, как долго искал следы Марата, пока накануне пандемии тот не засветил в инсте свое турне по общинам американских мормонов. Его роль связного, а может и эмиссара гильдии в Северной Америке не удивила – они в последние годы активно восстанавливала контакты с идейно близким зарубежьем по всему миру. Но вот то, что они рискнули вытащить Марата в Москву, стало ударом грома. С одной стороны – отличная возможность для Индрикова ткнуть контору в свою правоту. С другой – четкий сигнал, что бить по всей системе начнут с многострадальной родины. Профессор вздохнул – зря он решил когда-то подключить к работе своих аспирантов в Москве и Питере. Теперь, видимо, сильно парней подставил. Особенно Глеба, которого он начал посвящать в детали и даже планировал представить Саше. Теперь все это повлечет смертельную опасность. От огорчения Индриков выпил разом еще несколько рюмок.