Ганг впадает в Москва-реку, или Индия станет сверхдержавой - стр. 2
Вернувшись домой, я не стал выглядывать в окно и потому больше не обращал внимания на толпу перед аптекой и не рассуждал на тему, что в итоге происходит. Я спокойно сел и возобновил чтение романа, оставленного на маленьком столике у самого окна, с красным карандашом между страницами, служащим закладкой. Внезапно чтение прервал звонок одного из мобильных телефонов, которые я держу на подоконнике. Ненавижу мобильные телефоны, по этой причине их у меня четыре: если меня спросят, я скажу причину. Думаю, пока достаточно сказать, что я делаю это из соображений безопасности, опасаясь звонков мошенников. На экране сотового появилось имя Анны.
Анна – журналист, пишущий для крупной итальянской газеты. Она ненавидит Путина, а я – нет. Если ты спросишь ее, почему она ненавидит кремлевского лидера, она затронет тему прав человека, мачизма, даже ходьбы. Я уважаю Анну: образованная, умная, красивая. Мы решили ввести мораторий: никаких разговоров о Путине и политике, чтобы не ссориться.
«Вы вторглись в Украину, преступники!», – сходу начинает нападать Анна. Я же падаю с беспечных облаков: я не выходил за пределы своего района уже несколько месяцев. Женщина знает, что я живу, игнорируя текущие события, и добавляет (но не тоном извинения): «Россия вторглась на Украину». Я отвечаю, что это шутка, она предлагает мне поинтересоваться и перезвонить ей, чтобы определить, что делать и решить, как нам, иностранцам, вести себя. Включаю компьютер, читаю разные статьи, включаю телевизор, слушаю новости и узнаю о СВО. Теперь мне понятны: всхлипывающая женщина, толпа перед аптекой.
Мои мысли тут же устремились к таблеткам, к этим чертовым таблеткам, которые позволяют мне ходить своими ногами. Я проверил крохотный пластиковый контейнер на безопасность, тест подтвердил то, что я уже знал: у меня все еще было шесть – по две в день, утром и вечером перед едой, и так три дня.
Я вышел на улицу, все еще в пижаме под пальто, обошел все аптеки в округе и везде получил один и тот же ответ: ни моих таблеток, ни антибиотиков, ни самого обычного аспирина. Оставался шампунь по акции, но он мне был не нужен.
Я снова видел, словно во сне, мои мучительные римские испытания, видел обаятельного хирурга, который, улыбаясь, все взмахивал указательным пальцем в знак «нет», видел, как врач за столом выписывает таблетки, новый препарат, изобретенный японцами… Четырьмя годами ранее я был в Риме, шел от фонтана Треви, когда почувствовал первые судороги в левой икре; дойдя до площади Барберини, что менее чем в километре от фонтана, на вершине небольшого холма, судорога превратилась в боль, которая мешала идти. Я останавливался, наступало некоторое облегчение, но снова боль всего через десять шагов. Я решил взять такси и приехал в отель, а боль в ноге играла со мной в догонялки. Я пропустил ужин и лег спать: думал, что хороший сон сотрет усталость, накопившуюся за время моих неустанных прогулок по центру Рима, и унесет с собой боль, которая с самого утра с неумолимой яростью все грызла мою икру. Черт возьми!
Ночью было еще хуже, чем раньше: и когда в темноте я раскачивал больную ногу, сидя на краю кровати, и когда лежал, подложив под икру две подушки, которые поддерживали конечность в приподнятом состоянии, – все было тщетно.