Гамбургский симпатяга. Живые стеклышки калейдоскопа - стр. 55
– Ты, Алекс, думаешь: какие жадины – английские буржуи. Даже кофе им попить не из чего. Просто ты должен знать, что я – единственный в семье, кому отданы вещи моего деда Энтони. Большая честь для меня. Профессор Энтони преподавал в Итоне древнегреческий и латынь. Я учился у него. Еще он был членом совета директоров компании «Сотбис», владел лучшей коллекцией английского серебра.
Художник-серб, присутствовавший на завтраке, ехидно посмотрел на меня. Съел?
У нас в стране долго отсутствовало понимание частной собственности. И сама частная собственность отсутствовала тоже. Ее уничтожили революция и советская власть. Своих родственников, дальше деда, мы не знаем. Прятали и сжигали письма, фотографии родичей, кулаков и врагов народа. У меня от деда осталась старинная серебряная ложка с гербом. Рассказ о ложке впереди. Но зато, когда частная собственность вернулась, мы превратились в монстров. Мы не знали правил частной собственности. Я сам видел картину, когда брат шел на брата с вилами из-за шести соток земли и домика-курятника на участке. Дело происходило под старинным городком Сергиевым Посадом. Умершая мать завещала участок младшему. Хотя за матерью до последнего дня ухаживал старший. Он и похоронил ее.
Другая мать, еще нестарая женщина, не хотела отдавать долю в квартире любимой дочери. Потому что у дочери уже был муж и, оказывается, юридически, в случае развода, он мог тоже претендовать на квартиру. Мы не припрятали ни писем, ни фотографий, ни обручальных колец наших дедов и бабок. Мы не сохранили даже буденовок и красных революционных шаровар. Иваны, не помнящие родства. Зато с началом перестройки мы все стали искать дворянские корни. Не Михалков – а Михалков. Не Иванов, а Иванов. Напротив меня в электричке сидели два бомжа, и один говорил другому:
– Мой дед был конюший!
Второй возражал:
– Да конюхом он был! Хвосты крутил кобылам. И в стойлах говно чистил.
И они мутузили друг друга кулаками со сбитыми костяшками. Под ногтями у обоих ободки грязи.
На ужины в старом замке (Норфолк – церемониальное графство на востоке Англии) все должны были приходить в галстуках. Во главе стола сидела девяностолетняя бабушка моего знакомца. Если что-то было не так, она сверкала глазами из-под мохнатых бровей в сторону нарушителя этикета. Перед хозяйкой на большой тарелке лежали две оливки и кусочек сыра. Еще веточка какой-то зеленюшки. Нарушителя отправляли из-за стола, и вскоре он появлялся с шарфом, повязанным вместо галстука. Бабка закрывала глаза и начинала клевать носом. До очередного нарушения. То неправильно подали запеканку, национальное английское блюдо – обыкновенное пюре с фаршем, достаточно вкусное. То не соблюли очередность в произношении тостов. Или не подлили бабушке вовремя красного вина. Ее бокал постоянно пополнялся. За процедурой долива должен был следить внук. Джеймс, вот как звали моего знакомца. Но не Бонд. Просто Джеймс. Сегодня он стал одним из самых авторитетных в мире экспертов по русской живописи. Еще одна деталь. Крестным отцом Джеймса был друг деда – президент отделения «Сотбис» в Нью-Йорке. Джеймс с ним много общался в детстве. Право, не знаю, как обстоят у Джеймса сейчас дела с российскими экскурсоводками. Давно не виделись. Но сам Джеймс процветает. Очень много сообщений про продажи русской живописи начала прошлого века. Последний раз на 50 миллионов фунтов стерлингов. Галерея Джеймса в распродажах на первом месте.