Гамбит - стр. 20
– Осторожней, Тянучка с норовом.
Он отдал повод, – кобыла недовольно всхрапнула, но хоть лягаться не стала – и занялся костром. Не поесть, так согреться. И лапника нарубить, на подстилку. Одну. И теплее будет, и нож меньше тупить, и фейри обнимать приятно. Если, конечно, не сбежит, – но, хотела б сбежать, раньше ушла, правда?
Он уже и костер развел, и лежак соорудил, а фейри все не было. Неужто сбежала? И Тянучку увела?
Не сбежала.
Обернувшись на хруст веток, Сакс так и застыл. Тянучка не просто шла за фейри, она и за волосы щипала, и тыкалась мордой в плечо, чтоб погладили. А фейри отщипывала от хлеба в сумке и ее кормила – Тянучка осторожно, мягкими губами, брала с ладони кусочки и благодарно фыркала. И куда только норов подевался!
Тут же подвело живот, рот наполнился слюной. Сакс сглотнул, тоскливо вспомнил про потерянную на ярмарке сумку. Фейри остановилась, погладила лошадку по морде и отцепила от пояса свою сумку, протянула ему:
– Ты же есть хочешь, наверное.
– А ты? – спросил, а рука сама потянулась к сумке. Оттуда так пахло колбасой, что живот снова запел шакальи песни. – И устала, верно.
Она подождала, пока он сумку развяжет, ухватила кусок лепешки.
– Испугалась больше.
И кусочек откусила. Маленький.
Он тоже сунул в рот кусок лепешки, чуть не зажмурился от удовольствия. И потянул фейри к лежаку, усадил, погладил по руке.
– Ничего, в лесу тебя не достанут. В город только не ходи вот так… – дернул плечом, не зная, как сказать: глупо.
И вернулся к костру, насадил кусок колбасы с лепешкой на палочку: горячее ж вкуснее.
Фейри помолчала. Потом пошуршала ветками и спросила:
– Как тебя называть? Ты меня спас, а я и имени твоего не знаю.
– Друзья Саксом зовут. – Он обернулся, протянул ей палочку с горячей колбасой. – Или Деррилом.
Фейри помотала головой и показала – сам ешь.
– Деррил – это Эри?
– Даро, – поправил он и вцепился зубами в колбасу. Потом подумал, проглотил колбасу и добавил: – Да пусть Эри. Забавно.
Звучало и впрямь забавно, вот как она сама. Еще бы узнать, как ее звать. Но было неловко спрашивать, фейри же, еще обидится на наглость. А окольно, с уважением, он не умел. Его дело лошадки да зайцы, а окольно и с уважением – это хранители и барды всякие. Только все равно любопытство грызло.
– А я… – Она осеклась, вдохнула и поправилась: – Меня можно звать Лиле.
И зашуршала опять.
– Лиле, – повторил он. – На иволгу похоже.
Почему иволга, сам толком не мог сказать. То ли маленькая такая, то ли голосок нежный. А может, потому, что улетит же, фейри – что твоя пичуга, волю любят.
Доел лепешку, разбросал костер. Не оборачиваясь, сказал:
– Ты это, ложись спать. Я сейчас, до реки.
Она вздохнула.
– Я подожду лучше. Вот как вернешься…
Он вернулся быстро, чего там, умыться-то. Не на закат же глазеть. Лиле так и сидела на лежаке, смотрела в дотлевающие угли. В быстро сгустившейся темноте она словно светилась, может, потому, что кожа белая. Снова закололо ладони, ровно тогда, у озера. Подумалось, это ж всю ночь рядом… и Томас про фейри говорил, они завсегда согласные… Только это было неправильно. Будто требовать плату за спасение от костра. Что твой стражник.
Вздохнув, Сакс вышагнул из кустов, хрустнул веткой, чтоб заметила.
Фейри ему улыбнулась, отодвинулась к краю.
– Иди ложись. Тебе выспаться надо.