Размер шрифта
-
+

Гамбит Королевы - стр. 32

– Кит, что на тебя нашло? – Анна погладила сестру, успокаивая.

– Не знаю, Анна. Не знаю. – Письмо в рукаве как будто жгло кожу. – Я не в себе.

– Ты горюешь… ничего удивительного. И еще король… – Анна не договорила.

Катерина молчала.

Когда Анна наконец ушла, Катерина достала письмо, держа его самыми кончиками пальцев, как будто боялась, что бумага отравлена. Говорят, итальянцы умеют делать такие вещи. Первым ее движением было бросить письмо в огонь и никогда не узнать, что в нем написано, притвориться, что она не встречала Томаса Сеймура и при мысли о нем ее не обдает жаром. Просто безумие… она сама от себя такого не ожидала!

Она провела пальцами по печати, соединенным крыльям Сеймуров, боясь, что под ней – всего лишь вежливая записка, и так же боясь, что там нечто большее.

Катерина сломала воск, и красные осколки разлетелись во все стороны. Затем, часто дыша, развернула бумагу. Неразборчивый почерк, как ей показалось, не сочетался с его внешностью, в которой все гармонично. Да таков ли он, каким она себе его представляет? И если нет, какой он на самом деле? Почему она, которая обычно точно знает, чего хочет, так заворожена, как будто околдована? Она различает слово «любовного», и сердце ее трепещет, как птичка, попавшая в силки.

«Дорогая леди Латимер!

Во-первых, примите мои самые искренние извинения за то, что я долго не возвращал Вашу вещь. Я намеренно тянул время, потому что хотел привезти ожерелье лично, но не решился из страха, вдруг Вы сочтете меня слишком дерзким. Мне казалось, что я ношу на себе кусочек Вас, что, впрочем, было слабым утешением. Господь свидетель, я придумываю всевозможные предлоги, лишь бы увидеть Вас! Но боюсь, что при виде Вашего милого лица я не удержу в себе любовного чувства, которое глубоко укоренилось во мне, незримо вырастая и расцветая. Я боялся, что Вы выставите меня вон. Я до сих пор боюсь этого. Нет для меня более огорчительной вещи, чем знать о планах короля… он часто упоминает о своем желании женить меня на Вашей милой Маргарет. Если он прикажет, я подчинюсь, но буду самым несчастным человеком на свете. Его же намерения касательно Вас, слухи о которых носятся по дворцу, как щебет стаи скворцов, ввергают меня в пучину отчаяния, и я молю небо об одном: чтобы его внимание обратилось на другую женщину.

Вы никогда не давали мне повода считать, что мои чувства взаимны, но мне необходимо было признаться, ибо в противном случае я бы прожил жизнь, сознавая, что не был откровенен с единственной женщиной, которая по-настоящему тронула мое сердце. Я должен видеть Вас, иначе, боюсь, скоро совсем истаю. Прошу Вас исполнить мое единственное желание. Я жду Вашего слова.

Остаюсь навсегда Вашим скромным слугой —

Томас Сеймур».

Катерина глубоко вздохнула и долго стояла не двигаясь. Она слышала, как громко бьется ее сердце, кончики пальцев подрагивали, сосало под ложечкой, подгибались колени. Еще один вздох слетел с ее губ. Катерина не узнавала себя. В коридоре послышались шаги; прежде чем она успела понять, что делает, скомкала письмо и бросила его в огонь. Она наблюдала, как бумага загорается, чернеет, последние клочья подлетают вверх…

* * *

– Что там? – спросила кухарка, когда Джетро с трудом поставил на кухонный стол тяжелый ящик.

– Из дворца, для леди Латимер. Пахнет рыбой, – ответил он.

Страница 32