Гадалка для холостяка - стр. 28
— Тогда уж речная, Сань! — усмехаюсь я. — Выдры в болоте не водятся. Ты же профессор, Ерохин. Стыдно не знать, — подшучиваю над другом, стараясь разрядить обстановку.
— А ты не умничай! Я тебя сколько уламываю защищаться? — вдруг перепрыгивает товарищ.
Да, было дело. Только за каким лесом мне оно надо?! Я и так каждый год веду с другом борьбу на тему моего увольнения.
Честно? Я работаю в вузе только из-за него. Мне даром не сдались те гроши, которые я получаю в должности доцента. Я даже не помню, на какую карточку приходит моя преподавательская зарплата.
Я имею действующий, успешно развивающийся бизнес в сфере тепловодоснабжения. Моя фирма проводит установку и монтаж оборудования для отопления и обеспечивает полный сервис оказываемых услуг. Но каждый год я поддаюсь уговорам Ерохина, филигранно облизывающего мое эго тем, что кроме меня такого специалиста, имеющего опыт в экономике и управлении промышленным предприятием, во всей солнечной системе нет. И да, порой я тщеславен. Но уже в сентябре месяце, когда новые студенты сдают первую контрольную точку, я глубоко сожалею о своем решении и каждый раз обещаю себе, что этот год станет последним.
— Думаешь, рыбки на кандидата технических наук будут лучше клевать, чем на доцента? — перевожу в шутку и поигрываю бровями.
— Да на твою смазливую рожу будут клевать, даже если ты будешь ассистентом! — усмехается друг.
Телефон Ерохина вновь неистово вколачивается в поверхность стола, и сквозь мобилу я ощущаю, насколько смертельно заряжен звонящий абонент.
— Слушаю! — Сашка хватает трубку и, прикрывая свободной рукой ухо, встает из-за стола. Губами шевелит, мол, скоро вернется, и уходит.
Вот так и пропадают нормальные мужики!
Снова обвожу помещение бара взглядом. Вяло сегодня. Даже поохотиться не на кого.
Ерохин возвращается через несколько минут злой как черт:
— Короче… — Он почесывает затылок. — Тут такое дело… — мнется. — пора мне, Илюх, не обессудь. — Ну понятно. Сам, значит, меня выдернул, и сам же кидает. — Всю плешь проела, зараза! — Достает из бумажника пятитысячную купюру и бросает на стол. — Знал бы заранее, чем всё обернется, век бы не женился! Жаль, что нельзя заглянуть в будущее. Ну так без обид? — протягивает руку.
— Без обид, — пожимаю в ответ.
Друг испаряется так же быстро, как охмелел.
Сижу в глубоком одиночестве, и что-то такое зудящее не дает мне покоя.
«Знал бы заранее, чем всё обернется, век бы не женился! Жаль, что нельзя заглянуть в будущее».
А, собственно, почему нельзя?
Действительно, было бы полезнее для всех — знать заранее и соломку потом вовремя подстелить, чтобы потом вот так не мучиться.
Смотрю на часы — 22.30, время практически детское, вечер все равно уже испорчен, да и продолжения, судя по сегодняшнему контингенту, не намечается, поэтому оживляю экран и собираюсь дозвониться до ба, чтобы номерком одним разжиться, да вовремя понимаю: время-то детское, а Аглая Рудольфовна далеко не девочка. Трехсотую серию, поди, «Великолепного века»* во сне уже видит.
Вместо дозвона вызываю через приложение такси, и каким-то необъяснимым образом пальцы сами автоматически знакомый адресок набирают. Тот, который утром на своем навигаторе вбивал.
Расплачиваюсь. Набрасываю пальто. Выхожу на «свежий» московский, с примесями смога, воздух. Чувствую, как начинает кружить. Тряхнув головой, замечаю свое такси.