Футбол – не только игра! - стр. 13
Был матч со сборной Чехословакии, и сложился он для «Спартака» очень удачно. Мы выиграли со счетом 2:0, и оба мяча удалось забить мне.
Отцу, видимо, льстили разговоры вокруг о «Спартаке» и крик болельщиков: «Молодец, Никита!», потому что он вернулся в прекрасном расположении духа.
– А помнишь, как ты меня ругал за хулиганскую игру? – подтрунивал я.
– Да не было такого, – скажет он, сам, вероятно, веря своим словам. – За другое тебе попадало, ты забыл…
Правда, его убеждение насчет никчемности дела, которому я себя посвятил, поколебалось несколько раньше.
Шел он как-то по улице мимо компании отдыхающих, которые яростно спорили о футболе. Среди них был полковник, болельщик «Спартака», и кто-то из местных сказал ему: «Вот идет Симонян-старший, отец Никиты». Тот сначала не поверил: «Не может быть! – А потом закричал: – Качать его, качать!»
Отца схватили и начали подбрасывать вверх…
Мама потом рассказывала, что домой он пришел несколько обескураженный, но довольный:
– Сына моего, оказывается, уважают в Москве, – говорил ей. – Вот и мне такое внимание…
Все это как хороший конец для кино, но будет он еще не скоро, а пока после отцовских оплеух душили слезы.
– Не обижайся на него, сынок, – успокаивала меня мама. – Он же на самом деле добрый. Ко всем людям добрый. А сейчас погорячился. Но ты тоже должен его понять: он так много работает, чтобы нам всем жилось хорошо… Мама, человек мягкий, очень не любила ссор в доме и всегда переживала, если близкие люди не могли понять друг друга.
Нельзя сказать, что у нас была своя жизнь, у взрослых – своя. Началась война, и нам стали очень близки все их тревоги, заботы. Наш курортный город вмиг изменился – белые бумажные кресты на окнах, очереди в магазинах, где говорили о том, кого сегодня проводили на фронт и кого уже не надо ждать. Вместе со взрослыми мы слушали сводки Совинформбюро, а они становились все тревожней. Фронт приближался, бои шли на перевалах. Прибывало все больше беженцев, эвакуированных, и их, потеснившись, приняли во многих домах.
Мы бегали смотреть, как на горе Чернявской – это рядом с нашим домом – устанавливают зенитки. Их поставили и около маяка. Порт не зажигал больше огней по вечерам, казался ослепшим. Отец, как и многие соседи, вырыл в саду бомбоубежище – траншею с плоской крышей. Если с неба доносился самолетный гул, все с тревогой поднимали вверх головы.
В один из первых налетов бомба упала за квартал от нашего дома, разрушила здание обкома партии. Когда самолеты улетели, я вместе с другими бросился туда и увидел убитую женщину. Это меня так потрясло: вот она, война!
В порт пришел израненный танкер – его торпедировала немецкая подводная лодка. Две торпеды, две шестиметровых сигары, выскочили на берег. Одна из них сутки лежала на пляже, пока ее не обезвредили саперы. Мы, конечно, бегали смотреть – мальчишеское любопытство всегда берет верх над страхом и осторожностью. И во время налетов, сунув маленькую племянницу, за которой приглядывал, в бомбоубежище, я уносился на улицу…
Таило в себе опасность и наше теплое ласковое море. Однажды, сидя на пляже, мы увидели, как взлетело на воздух маленькое транспортное суденышко: его подстерегла вражеская подводная лодка. Вместе со взрослыми мы теперь настороженно вслушивались в небо – кто летит? Наши или фашисты? Гул немецких бомбардировщиков стал предвестником несчастий, трагедий.