Фугу - стр. 16

Нестор вздыхал с облегчением. Закрывал глаза и оказывался на каких-то далеких ступеньках, лежа там с белым компрессом на лбу. Чьи-то прохладные пальцы касались лба, меняя тряпочку, иногда слышался чей-то голос.

А когда открывал глаза, готовый, кажется, проснуться дома в своей постели, никого не было рядом. И ничего не было – ничего, кажется, не было из того, что было, – ни крови, ни мозгов под ногами, да там и действительно ничего не было – иллюзия, и ничего больше.

Нестор хотел дать имена тем, у кого их не было.

С именем хорошо человеку, а без имени – такого даже и не бывает.

Скорее может случиться, что у человека окажется много имен (много – это, будем считать, больше трех), чем совсем уж ни одного.

А «человек в шляпе» – это не имя, и пройдет много времени, пока станет именем. То же самое и «человек с бородой». Много людей есть, которые в шляпах, много есть с бородой, и ни для кого это не имя. Есть даже такие, которые носят бороду и шляпу одновременно, хотя, как говорится, тут что-нибудь должно быть одно – либо борода, либо шляпа.

Нестор хотел дать этим двоим имена, так же как он однажды дал, недолго думая, имя безобидному маньяку Бенджамину. Какую-нибудь взаимносочетающуюся пару имен типа Пётр-Павел, Григорий-Константин или Бородин-Шаляпин. Но к ним не прилипало.

С топориком, висящим под мышкой, было проще. Конечно, легко было называть его просто топориком, пока он висел на петельке на своем месте. Но когда выскакивал, голый по пояс с пером в волосах и в боевой раскраске, то имя ему требовалось. Можно было назвать его Чингачгук или Монтигомо – но топорик не откликался.

Настоящее имя ему было Родион. Получив его, топорик преобразился. Теперь он выходил в длинном черном пальто, в сапогах. У него была мягкая светлая бородка и голубые глаза.

И глядя на него, все думали: «адекватно».

Однажды нестор решил составить список того, что не приходит в голову.

Все это были простые, в сущности, вещи, даже в чем-то очевидные.

Спросить у своих собеседников, человека в шляпе и человека с бородой, как их зовут. Как-то ведь сами себя они про себя называют и в разговоре друг с другом.

Может, они вообще не существуют за пределами его, Нестора, внимания и друг с другом не разговаривают? Об этом тоже можно спросить, хотя как-то оно вроде бы и неделикатно.

Вспомнить о том, чьи белые руки клали ему на лоб исцеляющий лечебный компресс.

Спросить человека в шляпе о белом кролике, которого он вынимает оттуда. Это разные кролики или каждый раз один и тот же?

О зеленых человечках поспрашивать – только непонятно, о каких.

Спросить у Лили – невзначай положив ей на колено руку, – почему она много раз спускается вниз и никогда (если что, то он бы заметил) – никогда не поднимается вверх, навстречу.

И еще – это отдельный вопрос – помнит ли она, о чем они разговаривали в прошлый раз на этих ступеньках?

Спросить у старух, которые в черном, что там такое с ними случилось внизу, отчего они причитают и плачут.

О чем-нибудь спросить Родиона, но уж если тот выходит на сцену, то становится не до того, чтобы что-нибудь спрашивать.

У кого-нибудь, кто спускается вниз, спросить, какая там наверху погода.

Задуматься об отсутствии естественных, как их называют, потребностей. Столько раз Нестор пил, а иногда даже ел, но сходить в туалет не приходило в голову. Оно и к лучшему.