Фудблогер и обжора - стр. 22
Холодильник был так же пуст, как и перед отъездом, сожрать купленные для девчонок вкусняшки соблазна не возникло, поэтому я согласилась с тем, что могу подождать. Достала из морозильника пакет овощей и приготовила рагу. Фасоль, брокколи, морковь и помидоры. Жуткая гадость. Эх, картошечки бы…
Ирочка умерла, когда мне было пятнадцать. К тому времени она уже несколько лет у нас не работала, серьезно болела. Я приезжала к ней в гости за пару месяцев до ее смерти, и она пожарила мне своей божественной картошки. С тех пор – ни разу.
Нет, вру. Один раз я сделала сама, уже после клиники. На терапии нам говорили: если очень хочется чего-то запрещенного, надо себе разрешить. Но с одним условием: завтра. Если на следующий день желание не пропадет, съесть, но немного. Значит, это действительно нужно. И чувства вины за нарушение диеты не будет.
Так вот я стоически дотерпела до завтра, вышла в магазин и купила… одну маленькую картошину. Пробивая ее, кассирша посмотрела на меня как на чокнутую. Дома почистила и пожарила. Каждый брусочек на тарелке разрезала на пять-шесть частей. И долго-долго перекатывала во рту до состояния молекул, прежде чем проглотить. Хотя, конечно, она не была и вполовину такой вкусной, как у Ирочки.
Случайно или нет, но это произошло в третью годовщину смерти отца.
Для матери и бабушки я была обузой и разочарованием. Отец любил меня безусловно, безоговорочно, такую, какая есть. Времени из-за работы уделял мне не так уж много, но тем более ценно оно было. Мы гуляли, ездили вдвоем за город, разговаривали. В числе прочего и о том, как будем работать вместе, когда я вырасту. Уже во время моей учебы в Италии у него начались серьезные проблемы с бизнесом. И закончились все эти неприятности обширным инфарктом. Он умер еще нестарым, всего в шестьдесят три.
Я прилетела на похороны. Мать устраивала истерики одну за другой и вопила, что не знает, как ей быть и как теперь жить. С огромным трудом удалось уговорить ее потерпеть три месяца, пока не окончу курс. Было безумно жаль отказываться от оплачиваемой стажировки и поступления в магистратуру, и я не представляла, как буду управляться с компанией и магазинами, но не сомневалась, что должна это сделать.
Мать вроде бы согласилась, но через месяц позвонила и поставила перед фактом: бизнес продан конкурентам. Как я потом выяснила, ее не заставляли, не угрожали. Она просто решила, что так будет лучше. Мы капитально разругались, после чего мать забыла о моем существовании. Хорошо хоть учеба и квартира была оплачены вперед, но денег у меня не хватало даже на еду. Звонить и просить или требовать не позволяли гордость и обида. На два месяца я устроилась уборщицей в столовую кампуса. Паоло узнал об этом не сразу и был страшно зол из-за того, что не попросила помощи у него. Тогда мы впервые поссорились так, что едва не расстались.
На стажировку меня взяли в крупный обувной аутлет, и это была отличная практическая школа, поскольку приходилось иметь дело с сезонной уценкой ведущих брендов. Мы с Паоло сняли квартиру вместе, и все потихоньку начало налаживаться. Работа нравилась, платили неплохо, отношения радовали. Но через полгода на меня обрушилось еще одно цунами.
Мать снова вышла замуж, продала обе квартиры: нашу и оставшуюся от бабушки – и уехала с мужем в США. Причем выписала меня каким-то хитрым способом без моего согласия, в никуда. Правда, бросила подачку – открыла на мое имя счет и положила на него часть денег. Примерно одну десятую.