Фронтовые будни артиллериста. С гаубицей от Сожа до Эльбы. 1941–1945 - стр. 14

Все выпив и съев, пошли гулять и зачем-то начали переворачивать скамейки на Ильинском сквере напротив здания ЦК ВКП(б). Тогда это было очень смешно.

Потом я снова сидел на лавочке в том самом сквере, но было грустно. Некоторых ребят уже не было, а двое вернулись искалеченными. Но тогда на пиджаках и куртках многих из нас сверкали значки ГТО, и нам казалось, что мы готовы не только к труду, но и к обороне.

Последний раз я сел в лодку в субботу 21 июня 1941 года. Это были соревнования юношей на кубок газеты «Комсомольская правда». И хотя наша команда заняла первое место, кубок, который должны были вручать в воскресенье после окончания всех заплывов, мы так и не получили. Но зато обрадованные победой мальчишки и болевшие за нас девчонки гуляли в парке допоздна и вернулись домой уже за полночь.

Для некоторых моих друзей это был последний мирный вечер в их жизни.

В первые дни войны в военкомате царило столпотворение. Мужики с повестками в руках толпились у дверей кабинетов. Другие, а их было большинство, ходили по коридорам и искали, к кому следует обратиться со своими вопросами. Они пришли сами и пытались понять, с кем разговаривать и что делать. Среди этой толчеи были и мы – мальчишки, не достигшие призывного возраста, но рвущиеся на фронт. С нами никто не хотел разговаривать, но мы настырно лезли во все двери. Только через несколько часов мне удалось добраться до стола, стоявшего во дворе военкомата, где какая-то женщина записывала фамилии и адреса людей в группы, формируемые для строительства укреплений. Записала и меня.

Дома к этой идее отнеслись настороженно, но, поскольку никто толком ничего не знал, а о приближении немцев к Москве и не думали, серьезных возражений не последовало. Однако через пару дней пришла повестка: «Явиться с вещами для отправки к месту назначения…» Строгий тон, да еще «с вещами», оказался неожиданным. Бабушка плакала, а соседки сочувственно вздыхали. Но я с небольшим заплечным мешком, заполненным пирожками и другой едой, собранной всей квартирой, явился в нужное время на сборный пункт. А уже на следующий день бодро шагал по улицам райцентра Витебской области со смешным названием Городок.

Нас разместили у местных жителей, и началось тягостное ожидание. Между тем с фронта приходили тревожные вести. Ходили слухи, что немцы взяли Минск, а от него до Городка менее 200 километров. Над головами постоянно летали немецкие самолеты. На город дважды бросали зажигательные бомбы. Напряжение возрастало.

Наконец прибежал посыльный и передал команду немедленно явиться к райкому партии. На площади уже собралось человек двести. Из здания вышел старший лейтенант, окинул всех взглядом и без всякого вступления объявил:

– Положение изменилось. Немцы прорвали фронт и движутся на восток. Вы все являетесь добровольцами. Возьмите свои вещи и во дворе райкома получите оружие.

Ни вопросов, ни возражений не последовало, и часа через полтора наш отряд вместе с небольшим обозом, состоящим из десятка подвод, груженных разным имуществом, тронулся в путь. Это были первые шаги навстречу военной судьбе.

Много лет спустя, вспоминая те дни и своих товарищей, я как-то задумался, не пожалел ли кто-нибудь из них о том, что стал добровольцем. Ведь некоторые вообще не подлежали призыву, а другие (молодые ребята) должны были быть мобилизованы лишь через один-два года. Прямого ответа на этот вопрос не было. Конечно же иногда становилось страшно и хотелось избежать опасности, но все это было не то. А вот разговоров о том, что кто-либо с сожалением оценил свой поступок, я так и не смог вспомнить. С детства внушенный нам патриотизм успешно проходил проверку на прочность.