Фронтир - стр. 45
Он вздохнул.
– Я боюсь, что твой путь ещё далеко не завершён, ты можешь пережить ещё не один миг отчаяния.
– Почему? – не знаю, почему, но в тот момент я весь вскинулся. – Я и сейчас-то не знаю, что поделать с собой!
– Никто не знает, вдумайся в прошедшее, может, что и поймёшь. Ты для этого достаточно необычный человек…
– Да я обычный, самый обычный!
– Не-а. Не выйдет. Загляни теперь себе в душу, что ты там видишь?
– Только вакуум, заполненный мыслями и эмоциями, а ещё массу добрых и горьких воспоминаний. Как у всех людей.
– Ой, нет, вот когда твоё истинное «я», которое ты еще не осознал, воспрянет… Тогда ты вспомнишь, всё вспомнишь. Я не лекарь человеческих душ, я простой представитель вымершей профессии. Бродячий философ, которого все считают трудягой. Здесь, на Изолии я повидал всякого, да и до этого… И чутью своему привык доверять.
Я не нашёлся, что, ответить, чересчур всё… напыщенно звучало. Поэтому оставалось снова под качание поплавка и плеск волн о сваи погрузиться в молчание. Странная штука жизнь, прожил я на свете столько лет, а не удосужился и пару раз вот так сесть, просто собраться с мыслями. Вот чем хороша служба, она дает тебе полную уверенность в том, что всё происходит именно так, как нужно, а что остается там, у тебя внутри, оно как-то и не очень важно.
И всё же дядя Вано в чём-то прав, я ведь родился на планете, патриархальнее которой не найти, хотя все и считали её фронтиром. Тихий мирок, искусственные грозы и скромные планы на будущее, обязательно содержащие в себе несчётное количество подвигов. Я даже гибель родителей в итоге воспринял, как должное, не прочувствовал, не обдумал. Только теперь, повидав смерть во всех, пожалуй, её проявлениях, начинаешь осознавать что-то такое, что есть только там…
Подвиги, вот где они у меня сидят, подвиги эти, я разочаровался в своей войне. Нельзя сражаться с «никем», нельзя победить «ничто». Рано или поздно кто-то победит, судя по последним событиям, скорее мы их, ну и что? Да ничего, для большинства жителей Галактики эта война уже завершилась сотню лет назад. Что будет через век-другой, я и подумать не могу. Победы не заметят. Или произойдет чудо и Галактика изменится.
Борьба… даже ты, посвятивший ей всю жизнь, не хочешь в ней прожить остаток лет. А что другие?
Почему на Изолии не бывает бурь… тебе ли задавать такой вопрос?
Да тебя всю жизнь окружает гробовая тишина. Ты даже плакать не смог научиться, вояка. А ведь в детстве все умеют плакать, ты вот разучился, а вернуть это умение не смог.
Эх, ты…
– Смотрите, дядя Вано.
Метрах в пятидесяти от нас по воде шла молодая женщина. Обострившимся зрением я мгновенно разглядел каждую чёрточку сверкающей на солнце фигуры. Маленькие, обутые в сандалии ступни едва касались воды. Стройные ноги, широкие бедра, волосы, развевающиеся на легком ветру. Тонкие запястья парили в воздухе, повторяя очертания колышущихся под ними волн. На ней была накинута лишь короткая пелеринка из полупрозрачной тонкой ткани, едва прикрывающая налитую молоком грудь. Да, он отчетливо понял, что она не так давно, может, дней двадцать назад, родила ребенка. Ещё слегка округлый живот эффектно выглядывает из-под кокетливо колышущейся ткани, вокруг сосков темнеют пятна проступившей влаги. И глаза. Пронзительно голубые. Она вся была воплощенным материнством.