Фронтир - стр. 12
Моралес подскочил и захлопотал. Ему явно было скучно. Группа пилотов у дальней стойки хоть и глушила что-то сугубо правильное, но делала это так самозабвенно, что даже забывала между собой разговаривать, куда уж тут затесаться в компанию несчастному Моралесу. Парни, сразу было видно, кремень. Хуже. Базальт. Мучительно переживая профессиональный приступ любопытства, Кенстридж расцеловался с хозяином, запросив тут же сразу и всего.
Моралес в ответ покачал головой и предложил умерить аппетит, иначе «будешь кушать неразмороженным». Это был плохой вариант, так что пойдут маисовые лепёшки с брынзой, яичницей и льяхуа. И чича. Нет, всё-таки неси, будь так любезен.
У правильных местечек был один недостаток – к тебе моментально начинали лезть в душу, а лезть в душу к инвестигейтору – плохая примета для обоих.
– Так, Моралес, к вашему народу приходил Всеславный Че и сказал так – родина или смерть. «Длинный язык или смерть» – не говорил. Сядь лучше, полюбуемся на рассвет.
Предложение было заманчивым – «рассвет» на «Сайриусе» наступал каждые два часа, необычнайная редкость. Но отповедь возымела своё действие, хитрый индеец присел рядом и принялся высматривать, раз уж не дают выспрашивать.
Кенстридж чувствовал в нём коллегу, пусть и любителя. У «коллеги» был один большой жизненный плюс, он развлекался в своё удовольствие, ни разу в жизни не заполнял никаких формуляров и знать не знал, что кому-то вообще нужно сдавать отчёты.
Моралес же пока молча дожидался, пока уйдёт вторая стопка.
Чича была ровно такой теплоты, как любил Кенстридж, на два градуса ниже температуры тела. Хозяин знал и любил своё дело. Не грех бы и по третьей пропустить, но день сегодня долгий, зачем переводить продукт на бесполезные метаболиты.
– Как девочки?
Голос Моралеса был ласков, как елей. Психолог доморощенный.
– Которые?
Кенстридж страдальчески изогнул бровь.
– Младшенькие, – совсем уж расплылся Моралес.
Грузный инвестигейтор хмыкнул. А разведка у «индейца» на высоте. Кто ж его сдал, а?
– Пронюхал, значит. Во народ, хоть в другую Галактику улетай.
– Ты, давай, не уводи тему. Я тебе позволил надрызгаться почти что с утра, так что теперь твой ход.
– Ладно, ладно, не ворчи так. «Утро» моё уже почти двенадцать часов длится, так что имею полное право. А младшенькие, что младшенькие. Двойня у Ларки родилась, две девочки, но тут ты и сам всё знаешь, не ври. Я их даже ещё не видел, так что подробности – почтой, так и знай.
– Так что – ты теперь сразу дважды и трижды дед. Уже начал формулировать внутри себя старика, я смотрю. Глаза вон красные, злые. Твоя работа тебя в гроб сгонит, попомни моё слово.
Надо же, заметил. Вот у кого талант пропадает. Хотя… нет, лучше уж пусть он свою форель жарит.
– В старики я себя записывать не спешу, уж пусть внуки извинят, а вот работа да. Я собственно так, мимо пробегал. Спешу дальше.
Моралес пожал плечами с достоинством странствующего философа.
– Давай-давай, спешун. Зачем заходил-то? Повидаться, небось, хотел, унылый ты брюзга.
Кенстридж стряхнул с рукава пару крошек и решительно поднялся.
– Спасибо за угощение, Моралес. Давай я к тебе завтра ещё загляну, только ближе к вечеру. Чтобы не торопиться, идёт?
Моралес в ответ промолчал, только похлопал по плечу со значением. Ладно, мол, иди, всё понятно, держись, с тебя не убудет, вон здоровый какой.