Фредерик - стр. 27

Любой другой давно бы уже позвонил.

Конечно, изменится. Ты остановишь убийства, спасёшь чьи-то жизни. Остановишь это ужасное, абсолютное зло.

Но разве абсолютное зло в его душе позволило бы ему отпустить тебя?

Ты понимала, что не можешь рассуждать здраво. Но ещё ты понимала, что в чём-то права. Ты не можешь его убить. Он уедет, решила наконец ты, и ты больше никогда его не увидишь, никогда об этом не вспомнишь и будешь жить дальше.

Ты ошиблась.

***

Никто не пришёл. Ты свернулась калачиком у двери, прямо на полу, не в силах встать. Любое его новое убийство будет теперь на твоей совести. Ты ничем не лучше него. Лучше бы он убил тебя. Если бы тебе суждено было умереть от чьих-то рук, ты бы хотела, чтобы это был он.

Ты этого заслуживала.

Ты лежала так всю ночь. И всё утро. И весь день. К вечеру ты поняла, что больше так не можешь. Тебе нужно выразить свои чувства, иначе они сожрут тебя живьём. И было лишь одно на свете, чему ты могла сейчас довериться.

Заглушить свои мысли. Излить свою боль в клавиши. Заполнить поглощающую тебя пустоту музыкой. У тебя не было пианино. Некуда было ставить. Обычно ты практиковалась там, где оно было в свободном доступе. Сегодня как раз был вечер свободного исполнения. Каждый мог играть, что хочет.

Ты набросила куртку и вышла из дома.

Всё вокруг казалось ненастоящим. Как в кукольном домике. Автобусная остановка словно была собрана из «Лего». Автобус – игрушечная машинка. Ты явно теряла связь с реальностью. Ты вздрагивала от каждого прохожего. В каждом пассажире тебе мерещился убийца. Ты едва доехала до места, лишь усилием воли подавив внутри себя громкий крик. Сдала вещи в гардероб, прошла к залу. Подходя ближе, почувствовала, как ноги утопают в мягкой ковровой дорожке, словно в зыбучих песках. Тебя уносило прочь, но музыка, доносящаяся из-за дверей, выдернула тебя в мир. Заставила тебя замереть на месте. Не может быть. Кто-то играл самую подходящую историю, и играл так, словно хоронил весь мир.

Траурный марш Шопена.

Соната номер два, си-бемоль минор, третья часть.

Ты постояла у дверей, потом тихонько их приоткрыла. В щель было видно лишь спину играющего.

Но ты и так знала, кто это.

Ты проскользнула в зал и села на первое попавшееся свободное место. Все слушали, замерев, не смея поднять глаз на исполнителя, не смея разделить с ним его боль, не смея дышать. Началась элегическая часть, и впервые ты не могла услышать в ней хоть что-то, кроме скорби. Его. Твоей. Почему он здесь?

Он должен был сбежать, уехать прочь, но он остался. Он подпустил тебя слишком близко, и это его вина, не твоя. Он устал от постоянного притворства. Если кто и должен был сдать его полиции, если кто и должен был уйти от него живым, так только ты.

Он этого заслуживал.

Сегодня всё было другим. Рояль. Акустика. Звучание. Всё было слишком острым, слишком пронзительным, слишком болезненным.

Он играл, словно в последний раз.

На последних нотах ты тихо вышла из зала и пошла в рекреацию. Там находились неработающий пока буфет – он откроется в перерыве, несколько диванчиков, автомат с напитками и снеками. Там же была маленькая зона с искусственными растениями, большое зеркало в полстены, несколько раковин и сушилка, чтобы можно было привести себя в порядок и вымыть руки перед перекусом.