«Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России при Николае I - стр. 39
1. Если при осмотре на таможнях выезжающих за границу, без возврата в наши пределы, англичан и французов, окажутся при них бумаги чрезвычайной важности, которые, сделавшись известными за границею, могут принести вред нашему отечеству, то лица, у коих таковые бумаги будут найдены, должны быть задержаны на таможнях впредь до получения о них приказания, а бумаги доставлены в канцелярию наместника для просмотра.
2. В случае обнаружения бумаг только подозрительных, можно ограничиться отобранием и доставлением в канцелярию наместника бумаг, без задержания самих лиц, у которых будут отобраны.
Согласно этому предписанию исправляющий должность наместника главнокомандующий гвардейским и гренадерским корпусами граф Ф. В. Ридигер 8/20 июня 1854 года донес Орлову, что у француза Дюпрессоа отобраны чертежи и письма. На чертежах изображены были разные русские крепости: Петропавловская, Шлиссельбургская, Кронштадтская, и это вызвало подозрения. Правда, в III Отделении сочли, что «быть может, он, как живописец морских видов, делал эти рисунки как подготовку будущих пейсажей», и «хотя из предосторожности было бы лучше чертежи эти удержать», все же «со временем, когда обстоятельства позволят», возможно будет возвратить их владельцу. Однако император приказал чертежи уничтожить. В письмах самого Дюпрессоа ничего предосудительного не обнаружилось, и их «препроводили» из III Отделения графу Ридигеру для пересылки владельцу. Но одно подозрительное среди них все-таки нашлось, хотя Дюпрессоа к нему отношения не имел. Его просто передал с ним некий маляр Руйи, или, согласно тогдашней русской транскрипции, Рульи (Rouilly), решивший известить парижского друга Аристида, что тот поступил совершенно правильно, не приехав в Россию, поскольку заработать здесь было бы можно, лишь если бы местные жители были более честны, однако до этого пока далеко. Вердикт III Отделения гласил: «В этом письме Рульи отзывается невыгодно о России и называет ее неблагодарною страною, а жителей бесчестными», а посему А. Ф. Орлов попросил санкт-петербургского военного генерал-губернатора приказать учредить за Рульи секретный надзор.
Перлюстрация была не единственным способом надзора за иностранцами. У III Отделения имелись тайные агенты, которые, со своей стороны, вели наблюдения за подозрительными французами и сообщали о подсмотренном и подслушанном. Между прочим, в годы Реставрации и Июльской монархии подобная практика существовала и во Франции. Шатобриан в уже упомянутых мемуарных «Замогильных записках» описывает возвращение переодетых агентов в префектуру полиции после ночного дежурства. Дело происходило в июле 1832 года, то есть уже при Июльской монархии, которую Шатобриан отказывался признавать, а потому описание его предельно пристрастно, однако дает представление о тогдашних способах тайного надзора:
Одни были наряжены зеленщиками, уличными зазывалами, угольщиками, грузчиками с рынка, старьевщиками, тряпичниками, шарманщиками, другие нацепили на голову парики, из-под которых выбивались волосы совсем другого цвета, на лицах третьих красовались фальшивые бороды, усы и бакенбарды, четвертые волочили ногу, словно почтенные инвалиды, и выставляли напоказ маленькую красную ленточку в петлице. Они пересекали маленький двор, скрывались в доме и вскоре являлись преображенными, без усов, без бород, без бакенбард, без париков, без заплечных корзин, без деревянных ног и рук на перевязи: все эти ранние полицейские пташки разлетались с первыми лучами восходящего солнца.