Французский Трофей - стр. 8
Эта картина так четко встала перед глазами, что Ева нетерпеливо мотнула головой, отгоняя ненужные мысли. Никаких сестер милосердия. Никаких слез над ранеными, никаких истерик. Еще никогда в жизни Женевьеве не было так сильно необходимо быть мужчиной, как сейчас.
Екатерина показала ей все, что тут и как, а потом отвела в ее палатку, где она и начала обживаться. Закончив, и взяв саквояж, она снова пришла к своему начальнику.
– Пока у нас, спасибо Господу, дел тут немного – офицеры, бывало, пошаливали, но теперь, – Михайловский замер и прислушался к далёкой канонаде, – но скоро все может измениться… и изменится. Пока можете осмотреть ящики, чтобы знать расположение инструментов, – предложил он и добавил, что будет в своем кабинете – приспособленном под это закутке палатки.
Ева кивнула, пристроила свои инструменты, заняв несколько лотков, и впервые среди этого порядка, приправленного запахом карболки, ощутила себя на своем месте. Несгораемый шкаф был отведен под аптеку, и ключи от него хранились у Михайловского и Екатерины, но Еве тоже пообещали сделать дубликат. Через час прозвонил колокол к ужину, и Васька – слуга Михайловского, принес еду прямо в палатку, проворно накрыв стол на двоих в кабинете главного врача. Екатерина со своими подчиненными куда-то исчезла, видимо, они ели в другом месте. Ева присела за стол, а главврач тут же вытащил флягу, и княжна поняла, что сейчас и начнется знакомство уже как следует.
Металлические стопки врач наполнил чистым спиртом и лишь для вида плеснул воды туда же, но потом налил воды еще в кружки – сам он давно научился не запивать, но спаивать так уж сразу новичка не хотел.
– Вас стрелять-то научили, Константин? – спросил он чуть устало, зная, что на войне всякое бывает – и врачам приходится под градом пуль, отстреливаясь, пробираться к раненому и нередко оказывать помощь прямо на поле боя.
Ева вздохнула и кивнула, взяв стопку. Она мысленно пожалела свою печень, но понимала, что на войне иначе никак.
– Научили, Андрей Ионыч. Стреляю и в седле держусь неплохо, фехтую тоже. Похуже братьев конечно, но мое дело иное, чем у них, – ответила она скромно. Ваня их с Мишей научил хорошо, порой доходя до фанатизма. И только теперь Ева оценила всю важность этих уроков.
– И то хлеб, – кивнул хирург и, отсалютовав стопкой, опрокинул её в себя, даже не поморщившись. – А у вас, значит, братья есть? – спросил он, неожиданно ощутив щемящую тоску в груди – его старшего брата, Петрушу, унесла война 1812 года, да глупо так – ранение было плевое, а помощь оказать не успели. Это и стало для юного тогда Андрея определяющим в выборе профессии.
– Ваше здоровье. – Ответно подняв стопку, Ева залпом хлопнула ее и не запила, а на закуску взяла ломтик балыка, видимо местного и хорошо приправленного. В глазах хирурга она увидела промелькнувшее уважение.
– Это не первая ваша кампания? – спросила Ева, пока Андрей Ионович разливал по второй.
– Да, первая в двадцать восьмом году была, – кивнул врач, положив себе на кусочек черного хлеба балыка и сверху посыпав зеленым лучком. – Я тогда вашего возраста был. Под Каре много наших ребят полегло, но крепость мы заняли, – он задумчиво прикрыл глаза, но потом дернул плечом, отгоняя призраки прошлого. – За жизнь, Костя! – предложил он тост, взяв стопку.