Фотосессия в жанре ню - стр. 2
– Такой подойдет? – вздохнул водитель, выбрасывая в окошко руку с красной книжечкой.
– Товарищ майор? Виноват, – Лейкин неловко козырнул и перевел смущенный взгляд за спину водителя. – А это…
– А это – товарищ медведь, – складывая свою красную книжечку, веско сказал товарищ майор. – Служебный. Дрессированный. Готовим к спецоперации.
– Ыыы! – с чувством добавил спецмедведь от себя лично.
– Товарищ ме… Товарищ ма… Ввиноваты! – повторил младший сержант Лейкин и козырнул более ловко, одновременно пятясь прочь от «шестерки».
– Это что было, я не понял? – слабым голосом спросил сержант Шишкин, когда дребезжащая «шестерка» с ускорением покатила в сторону области.
– Хренов фээсбэшный майор со своим специально обученным медведем! – сердито ответил Лейкин, провожая удалявшуюся машину недобрым взглядом.
Он почесал в затылке жезлом, сдвинув на лоб ушанку, и вполголоса пробормотал:
– Вот интересно, что же в нем такого специального? Ядовитые когти и граната в зад-нице?
Очнувшийся Шишкин при слове «задница» с усилием выдернул свой заледеневший тыл из сугроба, вынул из кармана фляжку, потряс ее, развинтил и со словами: «Первого января на дороге только психи!» – вылил себе в рот остатки коньяка.
– Ой, Ванька, Ванька! – поглядев в зеркальце заднего вида, Андрей сокрушенно покачал головой. – Али не велел я тебе, топтыгину, сидеть смирно?
Старорусский стиль речи Андрею навеяли предметы быта на соседнем сиденье: балалайка, шапка-ушанка и цветастый полушалок с бахромой. Все это были Ванькины вещички – реквизит для представлений.
На балалайке мишка тренькал, в платке выдвигался на «Цыганочку», а с шапкой в финале представления обходил благодарную публику, собирая денежки. Не ахти какой заработок, но поболе майорского жалованья, так что грех жаловаться.
Андрей и не жаловался. Он был старшим по званию и имел полное право отчитать рядового медведя:
– Али не наказывал я тебе, Ваня, не переть супротив поганых опричников?
– Ыы, – пристыженно буркнул медвежонок и улегся на лохматое одеяло, почти слившись с ним по цвету и фактуре.
Сам-то Андрей к поганым опричникам не принадлежал. Из «фейсов» подполковник Малинин ушел еще по осени, а майорское удостоворение, впечатлившее гаишников, числилось утерянным. Потерялось оно года два назад, а нашлось совсем недавно, на даче, во время генеральной уборки – великой и редкой, как битва столетия.
– Вовремя, выходит, нашлось, еще не раз пригодится! – резюмировал Андрей и осторожно прибавил газу.
Заледеневшая дорога походила на бобслейную трассу, но с двусторонним движением. Теоретически. Слава богу, на самом деле на встречной никого не было. Да вообще нигде никого не было, ни одной живой души!
– Первое января!
Андрей сказал это с тем мрачным удовлетворением, с каким гундосый переводчик, озвучивающий голливудские фильмы-катастрофы, произносит за кадром: «Две тысячи восьмидесятый год… Жизнь на Земле прекратилась…»
В этот момент через грязно-серый бугристый бортик слежавшегося снега, отделявший бобслейную трассу областного значения от нетронутого наста, перекатился яркий оранжевый шар – зримое доказательство того, что жизнь на Земле не совсем остановилась и еще вполне может подбросить хорошему человеку какую-нибудь пакость.
И эта пакость только на первый взгляд имела невинный вид пупырчато-рыжего марокканского апельсина.