Фотосессия в жанре ню. Бонд, мисс Бонд! - стр. 41
– Кто такие Ганс и Гретель? – Малинин слабо тряхнул головой, отгоняя явно неуместную мысль о немецком группенпорно, с участниками, одетыми только в свежий лак для ногтей…
– Сказочные герои, они в лесу крошки рассыпали, чтобы найти по ним дорогу домой, – объяснила Оля, на диво шустро следуя к люку в низком приседе. – Ага! Вот еще пятнышко! И еще!
Малинин догнал великую следопытку уже на лестнице. Оля осматривала серые цементные ступеньки и синие стенные панели со скоростью и результативностью абсолютной чемпионки по спортивному поиску трюфелей. Она даже похрюкивала от радости, но глубокомысленно замолчала, обнаружив последнее в редкой цепочке пятнышко на пороге чужой квартиры.
– А вы молодец! – запоздало воодушевившись, похвалил ее Малинин. – Смотрите-ка, размотали весь клубочек! Похоже, вот оно – логово скота-похитителя сельской девы Романчиковой! Ну-ка, ну-ка, кто в теремочке живет?
– Никто, – севшим голосом сказала Оля, обессиленно присаживаясь на придверный коврик. – Это квартира Елиных, Даши и бабы Жени, они вдвоем тут живут… Жили.
Она подняла глаза на Малинина и захлопала ресницами, как дорогая кукла.
– Да, это интересно, – признал Андрей.
Недолго думая, он бухнул в дверь кулаком.
– Звонок же есть! – машинально напомнила Оля.
И сама на себя махнула рукой: какой звонок, когда в квартире не должно быть ни одной живой души! Хотя… Кто-то же запачкал порожек свежим лаком?
Андрей постучал, позвонил, снова постучал – сложным многозначительным стуком, напоминавшим морзянку. Оля не удержалась и тоже постучала – нервным стуком, напоминавшим морзянку в исполнении припадочного дятла. В жилище Елиных было тихо, как в глухом лесу, где живут глухонемые звери, сами по себе не шумные и к бодрящим ритмам дятлов не чувствительные.
Зато на сдвоенный стук в чужую квартиру отреагировала соседка:
– Вы чего тут хулиганите?!
В щели приоткрывшейся двери негодующе задергался реденький пушистый скальп эффектного окраса. Белоснежные у корней волосики ближе к кончикам сменялись ослепительной рыжиной, из-за чего трясущаяся голова напоминала собой охваченный пламенем одуванчик.
– Здравствуйте, Галина Юрьевна! – сказала вежливая Оля. – Мы не хулиганим, просто стучим, стучим – а нам не открывают.
– Х‑хоссподи, Олюшка! – Пожар на ножках выдвинулся на лестничную клетку. – Неужто ты не знаешь?! Нет же их никого!
– Я знаю, Галина Юрьевна…
– Так вы проститься пришли? – соседка с любопытством посмотрела на незнакомого мужчину.
Малинин показательно опечалился, смахнул незримую слезу и отвернулся. Оля мысленно поаплодировала ему: человека с таким скорбным лицом расспрашивать было бы просто невежливо.
– Так вы послезавтра приходите, – Галина Юрьевна проявила такт и отступила. – Послезавтра будут похороны, ой, горюшко-то какое!
Соседка тоже закручинилась. Малинин молча кивнул и потянул вздыхавшую и пошатывавшуюся Олю вниз по лестнице, но увел ее недалеко – на площадку между этажами.
– Подождем, – сказал он, попрочнее установив ее в углу у мусоропровода. – Если в квартире кто-то прячется, он рано или поздно выйдет.
– Не позднее послезавтрашнего дня, – согласилась Оля, прислушиваясь к нараставшему шуму.
В открытую для вентиляции форточку залетали красивые снежинки и некрасивые слова: во дворе кто-то скверно ругался. Нецензурную брань дополняли высокий булькающий лай и низкий раскатистый рык.