Фотограф - стр. 15
Я бросил взгляд в сторону мусорного бака и увидел ее глаза. В них был страх, и страх этот был сильнее, чем при появлении этого обмудка. Ник. Ебанутое имя. Был у меня знакомый Ник. Ебался в жопу с бомжами, а потом сдох от пера в бок. Все Ники ебанутые. Этот – не исключение.
Остановившись, я слез с вздрагивающего франта и, вытерев кулаки об джинсы, направился к женщине. Она посмотрела на меня с ужасом, но взяла за руку и поднялась на ноги. Я криво улыбнулся, понимая, что такого ей видеть еще не доводилось. Ну и пусть. Пусть увидит, что её страх тоже кровоточит. Что ему тоже больно. А завтра будет еще больнее, если он не сдохнет.
– Видишь? – шепнул я, приблизив губы к её уху. Она отрешенно посмотрела на меня, ничего не понимая. – Он – обычный человек. И сейчас ему больно. И он тоже боится. Боится, что эта боль повторится. А она повторится, – я повысил голос, чтобы кашляющая кровью с соплями куча мяса на грязном асфальте меня услышала, – если он сделает тебе больно.
– Я никогда не стану прежней, – улыбнулась она и вдруг резко прижалась ко мне. Я даже не успел напрячься, как она отлипла и отошла в сторону. Левую сторону груди кольнуло льдом.
– Станешь, – тихо произнес я, смотря на неё. Я снова видел усталую, грустную женщину, которой всего-то хотелось гребаного тепла, а не унижений и кулаков валяющегося на асфальте уебка. Мне нужно домой. Выпить пива, выкурить сигарету и обработать портрет. Портрет её души.
Только открыв сырой raw[8] с её портретом, я ужаснулся тому, насколько страшной была её душа. Все те недостатки, которые я видел в кафе, сейчас резали глаза еще сильнее. Ужасная кожа, ужасные мешки под глазами, ужасные прожилки в белках, ужасные губы, ужасная присыпанная дешевой пудрой грудь. Ужасная женщина.
Вздохнув, я отпил из банки пива, поморщился, когда газы стрельнули в нос, и приступил к обработке. Последний раз я садился за «Фотошоп» восемь лет назад, но мозг и пальцы быстро все вспомнили. Вспомнили, как разглаживать кожу, какой командой инвертировать маску, как придать блеск глазам и сделать человека красивым, безжалостно изгнав из его портрета ебаную говнину. В ней говнины было много, и мне пришлось изрядно помучиться. Чертовы поры никак не желали исчезать, а если я их замазывал кистью, то они расплывались по коже безобразным бледно-черным пятнышком. Лишь три процедуры разглаживания придали коже здоровый вид. А после того, как я ослабил мимические морщины и убрал складки на шее, портрет понемногу стал походить на человеческий. Посадив в глаза блики, я удовлетворенно хмыкнул и, закурив сигарету, откинулся на стуле, чтобы оценить то, во что я превратил душу этой несчастной бабы. Я был уверен, что она сейчас полирует хер своему Нику, а он, накрутив её безжизненные волосы на кулак, злобно порыкивает, вбивая свои яйца ей в глотку.
– Ты прав, – я не удивился, услышав Его голос за спиной и почувствовав лед на шее. – И Я прав.
– В чем Ты прав? – тихо спросил я, открывая калибровку и возвращая коже женщины здоровый цвет. – В том, что она сосет ему хер?
– Конечно. Неужели ты думал, что испорченная душа так быстро послушает тебя, – Он усмехнулся, снова обдав сердце морозцем. – Но смею тебя заверить, зерно сомнения ты в ней посеял. Но прав Я в другом. Я прав в том, что поручил тебе эту работу.