Формула красоты - стр. 11
На этом симпозиуме нет директора нашего проекта с французской стороны – мадам Тулуз. Хотя кто-то пошутил: «Да, вот она». Надо всеми во внутреннем дворике возвышается фигура бронзовой беременной мадонны с зелёным животом. «Вот она – Тулуз. Она присутствует моделью». Тулуз беременна и не участвует в последних заседаниях. Ей удаётся разом совместить – проект и новорождённую семейную жизнь. Она была так же беременна в начале проекта. Возможно, нам она дана в олицетворение рождения нового в технике и для человечества.
По расписанию следующие заседания по секциям. «У медиков, – объявляют французы, – под руководством академиков Гурфинкиля и Григорьева (французы любят курить фимиам; ведь они вовсе не академики, а члены-корреспонденты), и инженеров Никитского и Крутова в технической группе. Обеды по расписанию в местном морском клубе (двести метров к морю вниз). Сегодня приём в двадцать часов в мэрии. Во вторник ужин на ферме Сен-Мишель в горах. Разные экскурсии».
Завершают пленарное заседание выступления космонавтов. «Нагрузка была на весь экипаж, – объявляет с трибуны Крикалёв. – Эксперименты накладывались друг на друга… Подготовку в составе экипажа следует начинать раньше, привлекать опытных специалистов, знающих состояние борта… Использовать опыт предыдущих проектов…»
Хорошо, правильно говорит с трибуны космонавт, хотя сам он подключился перед самым полётом, и его функции (он оставался при «выходе» в станции) на тренировке в бассейне гидроневесомости приходилось объяснять буквально на пальцах.
Комната технической группы являла монастырский антураж: вытянутая, с низкими сводами. Стены её украшены небольшого размера картинами. И странное дело: и сюжеты и подписи говорили, что все они русского происхождения. Ковалевский – «Лошадь», Левитан «Осень», Маковский «Украинка», Поленов «Порт», опять Левитан – «Зима», другая «Зима» Поленова, Серебрякова «Интерьер 1908 года», Малявин «Русские крестьянки»…Что за наваждение? Выясняется, что прежде здесь был русский форт. Здесь заправлялись русские корабли, когда после неудач Крымской войны стоянки русских военных кораблей в Чёрном море были запрещены.
Начинается первое техническое заседание. Первый доклад и первый вопрос о безопасности. Лепечет что-то невразумительное Паризо, ответственный с французской стороны. Никитский толкает меня, и я беру микрофон. «У нас, как всегда, уделялось важное внимание вопросам безопасности. Рассмотрено было сто нештатных ситуаций, но как всегда и бывает, случилась сто первая…» Я говорю и все смотрят на меня. Это первое выступление русских специалистов, неофициальное. В зале множество незнакомых, не работавших по проекту, не знающих: кто есть кто? Все смотрят на меня, а я отвечаю на вопрос, заданный не мне и мой ответ – ответ русской делегации.
И пошло-поехало. Начинаются доклады, как правило, занудные. Интересны они лишь узкому кругу специалистов, и только ими понимаются. Переводчицы стараются. Они здесь не обычные, а классные профессиональные. Перевод их состоит не из отдельных изолированных фраз, а из целых смысловых периодов.
Зал невелик, всего от силы на 30–40 человек, и пятая часть знакома нам. Остальные знакомы не с нами, а между собой. Они слушают, а нам быстро надоедает, и поневоле думаешь об ином. Мне жаль Хустова, и это связано с шефом и хустовой женой. Мне жаль другого шефова подчинённого, соседа его по дому, молодёжному кооперативу. Но временами кажется, он сам на это пошёл. Они с женой сговорились, и он сдаёт её в ренту, во временное шефово пользование.