Формула контакта - стр. 35
– А не слишком ли ты устал, трудясь сверх меры во славу Закрытого Дома? – подхватил Журар, третий сын гончара. – А то, я гляжу, усох ты, побледнел, как весенний змей после линьки. Если ты пришел за советом, то вот тебе один, на первый случай: подкрепись хорошенько!
Он перешагнул через вытянутые ноги отца, влез в едальню и некоторое время копался там у стены, где обычно складывают припасы, прикрывая их тяжелыми глиняными тазами, чтобы уберечь от порчи и насекомых. Потом появился снова, держа в руках золотистый корж.
Инебел неловко повел плечами и стыдливо потупился. Журар как ни в чем не бывало разломил лепешку – крупные, набухшие медовой сладостью зерна золотились на изломе, готовые осыпаться на глиняный настил двора. Инебел невольно проглотил слюну. Журар протянул свои плоские, как тарелка, ладони отцу, и тот бережно взял с них сладкий кусок. Потянулись Лилар с Гуларом, племянники, рыболовы. Жевали, глядя друг на друга, как скоты неосмысленные. Маляр все стоял, потупя глаза в землю, дивясь и завидуя их бесстыжести. Журар оделил всех и теперь бережно ссыпал оставшиеся у него отдельные зерна в одну ладонь. Инебел уже было обрадовался тому, что в этом непотребном действии он оказался обойденным, как вдруг Журар просто и естественно взял его руку, повернул ладонью вверх и отделил на нее половину своих зерен.
– Да не кобенься ты, в самом деле, – проговорил он вполголоса, словно это не Инебелу было стыдно за всех них, а наоборот – всем им за Инебела. – Вон Нездешние Боги трескают себе всякую невидаль при всем городе, да еще трижды на дню.
– Богам все дозволено, – несмело возразил юноша, подрагивая ноздрями на пряный запах, распространяющийся от зерен.
– Как же все, когда они друг перед дружкой оголиться стыдятся? – ехидно вставил Арун.
Этот вопрос так ошеломил молодого художника, что он машинально взял одно зерно и медленно поднес ко рту. А ведь и правда. Нездешние Боги друг от друга прикрываются. Значит, и у них не все можно? Или… или пора задать тот вопрос, который мучил его уже столько дней: да Боги ли это?
А спросишь – засмеют…
– Что-то раньше ты был разговорчивей, когда приходил к отцу, – неожиданно заметил Лилар. – Уж не поглупел ли ты от чрезмерного усердия и повиновения?
– Я пришел за мудростью, а не за смехом, – грустно проговорил молодой человек. – Легко ребенку спросить: чем огонь разжечь, как твердую глину мягким воском сделать?.. Но проходит детство, и хочется спросить: ежели есть друг и есть закон, то чьему голосу внимать? И если тебя осудили прежде, чем ты в дом вошел, то стоит ли говорить, когда приговор составлен заранее? Не поискать ли другой дом с другим другом?
– А не много ли домов придется обойти? – презрительно отозвался Арун.
– Наверное, нет, – как можно мягче проговорил Инебел. – Ведь тогда я привыкну спрашивать себя: а чего мне остерегаться, чтобы в один прекрасный день я не пришел в дом друга и не почувствовал себя лишним? И вот уже я буду не я, а тот, кого желали встретить вы…
Под чуть шелестящими шапками деревьев воцарилось напряженное молчание. Инебел всей кожей чувствовал, что многим здесь очень и очень неловко.
Арун сидел, уперев ладони в колени, и слегка покачивался. Потом вдруг вскочил и, слегка переваливаясь, побежал вокруг едальни. Передник, слишком длинный спереди, путался в ногах, и так же путалась и спотыкалась длинная тень, скользящая рядом вдоль глиняной загородки.