Формула контакта - стр. 19

Да и Кшисино настроение, омраченное невозможностью поделиться сведеньями о надвигающейся катастрофе, необъяснимым образом передалось всем окружающим, так что за вечерний стол, заботливо накрытый Макасей (роботам не дозволялось коснуться даже краешка скатерти), уселись в неуемной тоске, словно продули не самим себе, а по крайней мере сборной Куду-Кюельского космодрома, позорно вылетевшей в этом сезоне даже из лиги «Б».

– Если Наташа с Алексашей не перестанут лаяться через сетку, – ультимативным тоном заявила Кшися, – то я вообще играть не буду.

– Это почему же? – Абоянцев на корню пересекал все антиспортивные выступления.

– Они как сцепятся, так пятнадцать минут стой и мерзни. А когда стоишь, вечно кто-то за ноги кусает. Куриные блохи, наверное.

Аргумент озадачил даже начальство.

– А почему меня не кусают? – спросил Гамалей. Получилось глупо, Диоскуры (благо не их начальство) фыркнули.

– Инстинкт самосохранения, – шепнул Алексаша.

Йох, начисто лишенный чувства примитивного юмора, удивленно поднял белые брови. Самвел пихнул Алексашу локтем в бок – расквитался-таки за давешнее.

Абоянцев вытащил из заднего левого кармана блокнотик, сделал пометку:

– Аделаида, голубушка, придется вам провести ионную дезинфекцию.

– Не далее как две недели назад… – Тощая бесцветная Аделаида имела обыкновение замолкать на половине фразы, словно экономила энергию.

Но говорила она всегда столь примитивные вещи, что ее все понимали.

– И черви передохнут, – вставила тихонечко Кшися. – В верхнем слое, по крайней мере.

– Дезинфекцию начнете завтра, сразу после завтрака. – Абоянцев вложил карандашик в книжечку, сунул ее было в задний правый карман, но спохватился: правая половина всех его карманов, как это было всем известно, предназначалась исключительно для вещей и записных книжек личного характера.

Спохватившись, переложил в левый.

– Мария Поликарповна, матушка, кого мы ждем?

– Да я ж… – спохватилась Макася.

Кухня и столовая располагались на первом этаже, разделенные прозрачной перегородкой, через которую в просветы между здешними пальмочками, угнездившимися в традиционных кадках, было видно, как кашеварит Сэр Найджел. Сначала Макасе придали Ваську Бессловесного, но Макася под угрозой забастовки вытребовала себе антропоида повышенной сложности, мотивируя это тем, что у Сэра Найджела всегда можно получить членораздельный ответ, что и когда он солил.

Надо отдать должное – готовил этот, как выражался Гамалей, «феминоантропоидный тандем» превосходно.

Сэр Найджел выкатил тележку с тарелками из кухни, степенно проследовал по голубому асфальту, окаймлявшему Колизей, и втолкнул тележку под сень пальмочек.

– Крабовый салат всем, – доложил он скрипучим голосом, – тринадцать азу, одни пельмени с капустой, по-казацки.

– Чьи пельмени? – спросил Гамалей. – Я бы поменялся.

– Между прочим, я тоже, – пробасил Йох.

– Тогда нас трое, – буркнул Меткаф.

– Пятеро! – крикнул Алексаша. – Но это в добавление к азу!

– Я бы, конечно… – протянула Аделаида.

– Едоки, чьи пельмени?

– Пельмени мои, – сказал Абоянцев. – Давно ожидал тихого бунта, но никак не думал, что это будет гастрономический бунт.

Все притихли.

– Сэр Найджел, – по-хозяйски повелел Гамалей, – соблаговолите-ка приготовить порций пятнадцать казацких пельменчиков, да поживее!